еще ходит с тростью и ему это жутко идет, дала без звука новый номер, объяснила, как их найти, поведала с дурным хохотом, что ее брюссельский опекун сделал ей предложение, старый хрыч! Даже по-русски выучил несколько слов: попка, сиська, самогон.
Лилит, сославшись на приступ мигрени, простилась и положила трубку.
Несколько дней она гипнотизировала чувства оскорбленного самолюбия, ревности, зависти, злости, тоски, пока не почувствовала себя способной как бы запросто приехать в гости к старым друзьям и как бы разделить их радость. Что она и сделала. Поспешно одевшись в деловой костюм, накинув на плечо роковую сумочку и поймав такси, она помчалась к Филиппу. Чтобы не разжать пружину, она ехала, слегка стискивая зубами кончик языка, – эта нелепая улыбка помогала. Филипп в очередной раз сменил квартиру. Теперь он снимал жилье в сталинском доме у ипподрома. Лилит благополучно миновала консьержку, поднялась в лифте на последний этаж и позвонила в дверь. Сначала раздался лай пса, затем донеся Евкин голосок: «Фу, Тубо, фу»… и она открыла дверь.
«Лилит!» Она была счастлива, хороша и рассеянна. Обняв за горло симпатичного молодого сеттера, она оттащила его в сторону: «Заходи! Филипп, смотри, кто пришел…» Ева не придала ее визиту ровно никакого значения.
Лилит перевела дух, ей можно было легко спрятаться в тени такой вот слепошарой беспечности. Ведь ее цель – разрушить это глупое счастье.
– Откуда чудный псина? – она сняла плащ, забрызганный сукровицей весеннего дождичка, и шутливо стряхнула прохладные капли на симпатичную мордашку сеттера. Жест удался.
– Это Рикин подарок. – Тубо сконфужен градом мокрой капели. – Познакомьтесь, его зовут Тубо.
«Подарок сестры, маленькой взбалмошной эгоистки Рики… это интересно, – подумала Лилит. – Вот-вот в прихожую выйдет Филипп».
Филипп вышел прихрамывая, опираясь на роскошную черно-лаковую трость. Он был в махровом халате, видно, недавно из душа, с мокрыми зачесанными назад волосами. Они не виделись три месяца, четыре дня и 17 часов. Он был еще бледен, в больничной дымке выздоровления, но впалые щеки и первая мужская морщинка на лбу делали его взгляд удивительным. Он был так хорош, что стиснуло сердце.
– Привет, ты вылитый Байрон, – от тоски ее улыбка вышла фальшивой.
– Хм, – Филипп не собирался скрывать, что удивлен внезапным визитом. Уж кто-кто, а он с пеленок научился не доверять смеху, улыбкам, жестам и уж тем более словам.
– Я, конечно, свинья, что так долго не могла забежать на пару минут, – главное, опередить его реакции, все до одной! – Держи, это вам. Поздравляю. – И Лилит как бы по-свойски пихнула Еве оранжерейные каллы в обертке из целлофана в парадных лентах, фирменный заказ. Каллы всегда ей были противны, мерзкие рыбьи рты, а не цветы.
– Ну что ты уставился? Разве я не могу прийти без церемоний? Запросто? Без приглашения? – она предпочитала нападение.
Чуткая псина облаяла