Николаевну.
– А Ингой? – неожиданно для Инги спросила Люся.
Инга замерла, ожидая отцовского ответа.
– И Ингой любуюсь, – не замедлил отцовский ответ.
Это уже было слишком для неё. Она рванулась из-за стола, опрокинув стул.
– Не надо! – в истерике вырвалось у неё и, задыхаясь от слёз, Инга выбежала из комнаты.
Сидящие за столом замерли. Только отец продолжал есть как ни в чём не бывало, но по тому, с какой силой Григорий Михайлович пережёвывал пищу, можно было догадаться – глава семьи нервничает.
– Ешьте, – тихо призвала детей Елена Николаевна.
Неожиданно вскочила Люся. Она собралась удалиться, но отец осадил её строгим, вопрошающим взглядом. Девочка на мгновение замешкалась, но быстро нашлась и скороговоркой проговорила:
– Я там забыла кое-что… – она пристально посмотрела на папу, не решаясь так просто выйти из-за стола.
Взгляд отца потеплел, обозначились у глаз стрелки едва заметной улыбки.
– Хорошо, иди, – согласился он, нервно дёрнув бровями.
Маленькая Люся торопливо выбежала из комнаты.
– Гриша, ты помягче с ней, – проговорила Елена Николаевна.
Григорий Михайлович долгим взглядом посмотрел на жену. Они понимали друг друга с полуслова, и он вместо ответа тяжело вздохнул. Семья продолжила обед.
Люся бегом спешила в комнату, но входила тихо и едва дыша.
– Я тут забыла… – начала она, глядя в спину старшей сестры, стоящей у окна, но та не шелохнулась, и девочка запнулась. Инга вытирала слёзы с лица, а те текли и текли ручьями. Платок насквозь промок, она вытирала их ладонями, но ладони тоже были мокрыми. Затаённое дыхание прерывалось приступом всхлипывания, и тогда слёзы лились ещё сильнее. Совсем не кстати был для неё приход этой малявки, но она и нуждалась в чьём-то присутствии. Люся подошла и прильнула к сестре. Инга не решалась обнять девочку. Её стало колотить от нахлынувшего волнения. Неожиданно захотелось схватить этого маленького человечка и прижать к себе как родную, близкую, самую дорогую сестру на всём белом свете. Трясущуюся руку она опустила на голову девочки и погладила. Люся мгновенно обхватила старшую сестру обеими руками и разрыдалась:
– Ты наша! Наша! Наша!
* * *
Они шли с отцом по бульвару. Инга собиралась о многом поговорить, но даже на маленький вопрос не хватало духу. Ей хотелось взять отца под руку, но на это тоже не доставало решительности. Инге было стыдно за выходку во время обеда.
– Извини за обед, – тихо сказала она, но отец не ответил. Он только наклонил её голову и поцеловал в лоб.
«И всё прошло, – с облегчением вздохнув, отметила про себя Инга. – Как будто ничего и не было. Так просто. Папа поцеловал в лоб, и всё прощено. И о чём после этого можно говорить?» И они снова пошли молча.
– Давай я пойду с этой стороны, – предложила она, видя, как отцу приходится уворачиваться от встречного потока. – А то они тебя совсем затолкают.
– Не затолкают, – улыбнулся отец, пропуская очередного