ею персик, но я колебалась. «Бери, у меня еще есть», – сказала она, указывая головой на коробку. Я взяла и тут же вонзилась зубами в сочную мякоть. Сок тут же брызнул на меня и на нее. Мы обе невольно прыснули. Как раз за неделю до Элькиного появления я навек разругалась со своей закадычной подружкой, которой, кстати, была Ленка Павлова. Ленка тогда демонстративно пересела к другой девочке, и место за моим столом пустовало. Поэтому я сказала новенькой: «Садись со мной. Меня зовут Рита». «Эля» – ответила она. Мы по-взрослому обменялись рукопожатиями и по-взрослому же сказали: «Очень приятно». После чего не удержались на надлежащем уровне серьезности и снова одновременно прыснули.
Когда прозвучал звонок на урок, Элька перенесла свой ранец за мой стол. С тех пор мы до самого конца школы сидели вместе. И я за все время ни разу не пожалела о своем приглашении. Вернее, не устаю благодарить бога или судьбу, что так вышло. Элька оказалась симпатичной во всех смыслах. Удивительно, но с первого дня знакомства и по сю пору (а прошло уже более 17 лет) мы с ней, по-моему, ни разу не поссорились. Хотя у нас обеих не самый простой характер.
***
Вот и теперь, соскучившись после каникул, я просто глаз не могла от Эльки отвести. От чуть скуластенького лица с широко расставленными (где-то я читала, что широко расставленные глаза делают их обладателя гораздо более привлекательным) и пронзительной синевы глазами. От задорной светло-каштановую челки, небрежно спадающей на лоб. От всего ее маленького изящного тела. Она всегда была похожа на какую-то драгоценную статуэтку. Словом, я откровенно ею любовалась. Любовалась без всякой тени ревнивого соперничества. А если добавить к этому заведомо ущербному и не передающему даже сотой доли ее обаяния описанию слегка угловатые, но удивительно грациозные движения, танцующую походку и тонкую, как бы подсвеченную изнутри, кожу (та же Ленка Павлова завистливо фыркала по нашему поводу: «блестят, как две начищенные никелевые таблички»), то не удивительно, что я часто ловила себя на мысли, что если бы была парнем, то без памяти влюбилась в нее. Влюбилась бы навеки.
А вот поди ж ты! У Эльки в классе никогда не было ни одного воздыхателя, никто на нее «глаз не положил». Может быть, потому, что в компании мальчишек (даже хорошо ей знакомых) она почему-то робела. Зажималась, закрывалась и вела себя, как настоящий синий чулок. Что называется, на контакт не шла. Возможно, на таком ее поведении тоже сказывалось отсутствие матери, ее личного примера, ее любви, ее советов а, если надо, то и утешений. К тому же я не исключаю, что бессознательно Элька ощущала, что сильные чувства с ее стороны к какому-нибудь мальчику будут в некотором роде предательством по отношению к горячо любимому отцу.
Правда, я никогда не сомневалась, что рано или поздно Элька свое возьмет. Не могут же парни вечно не замечать эту красоту, изящество и море доброты, которые она излучала. И точно – в институте