мы их снимем? А то я сквозь ткань почти ничегошеньки не чувствую.
И, не дожидаясь моего ответа, она быстро скинула с себя рубашку. Я подивилась ее решительности, но, краснея до корней волос, последовала ее примеру. При этом я невольно оглядела Элькино тело, смутно проступавшее благодаря отсвету фонаря из окна, но особо мой взгляд приковывала густая и казавшаяся темной поросль волос у нее на лобке. Ведь я прежде никогда не видела свою подружку голой.
Элька перехватила мой взгляд и сказала: – Ты знаешь, я даже хотела побриться там наголо. Так многие девчонки делают. Но сама я не могу, а пойти в специальную парикмахерскую невозможно. Вдруг парикмахером окажется мужчина? Тогда я просто умру от стыда.
– Да и с женщиной-парикмахером ничуть не лучше, – зашептала я. – Ведь просто прийти туда, это как… признание, что тебя волнует, как ты там выглядишь.
– Точно, – утвердительно закивала головой Элька. – Ужас, правда? Нет, я туда ни за что не пойду.
Она поежилась и вдруг спросила:
– А ты знаешь, каким мерзким словом называет это Анька Дронова? «Чернобурка». Правда, противно?
Я кивнула, хотя мне вдруг очень захотелось погладить Элькину чернобурку. Но я не решилась.
***
– А знаешь, как надо ласкать? – вдруг спросила она, развернувшись ко мне лицом, и сама же себе ответила: – Конечно, не знаешь. Ты же такие фильмы не смотришь. А я вот видела. «Эммануэль», наверное, смотрела раз десять. Там, когда женщина с женщиной… Это так красиво, правда! Чистый балет. А все начинается с поцелуев и с «лапанья». Вот так… – с этими словами она коснулась моей груди и стала ее гладить. Я смутилась, но одновременно почувствовала удовольствие гораздо острее того, что испытывала, когда трогала свою грудь сама.
– А ты тоже должна… гладить мне грудь, – столь же смущенно зашептала Элька.
Я протянула руку и, замирая от стыда, коснулась сначала соска, а потом и всей груди и почувствовала, какая она горячая и как растет под моими пальцами.
– Теперь другую, – попросила Элька.
Вот так мы стояли на коленях, вытянув вперед руки, словно приклеившиеся к груди другой. И не решались даже пошевелиться. Эти переплетшиеся руки смутно напоминали какую-то забытую детскую игру. Я чувствовала, что оставаться в этих неудобных позах как-то глупо, но совершенно не знала, что делать.
Элька тоже хихикнула, осознав комизм ситуации, а потом сказала. – Ты можешь сжать их сильнее – они не оторвутся.
Я крепче стиснула обе ее грудки и начала осторожно их гладить. Это неожиданно оказалось удивительно приятно. «Начинаю понимать мальчишек!» – подумала я.
***
Элька вдруг сказала:
– Что мы стоим, как две дурочки! Давай хоть поцелуем друг дружку… в соски, что ли…
И она принялась целовать мою грудь и снова меня обслюнявила. Но одновременно мне стало как-то остро-сладко. Я даже застонала от удовольствия, хотя тут же прикусила губу от смущения, что не смогла это скрыть.
Но на груди