Филипп. – Или мы любим просто чувство, которое он в нас вызывает?
Я закатила глаза и сказала:
– Разумеется, любовь существует.
– Но если любовь существует, – ответил Филипп и с удовлетворением осклабился, словно я, как и следовало ожидать, угодила в заранее расставленные сети, – можно ли тогда перестать любить? Если мы любим не просто чувство, какое конкретный человек в нас вызывает, но и впрямь любим человека… А раз так, разве можно когда-нибудь перестать его любить?
Я не знала ответа – тогда. Филипп засмеялся и пренебрежительным жестом отбросил свой мысленный эксперимент, но я с тех пор все время об этом думала.
Я с трудом оторвалась от зеркала и оделась. Лето было в разгаре, а значит, воздушного платья и невысоких сандалий вполне достаточно. Напоследок я еще раз мельком посмотрелась в зеркало. Подумала, что в белом летнем платье немножко похожа на невесту, только фаты не хватает. Я и вправду ощущала себя невестой. Ощущала волнение, какое охватывает молодую девушку, – той тоже немного боязно, ведь страсть как хочется узнать, что тебя ждет там, на пороге новой жизни.
12
Мы мчались по городу на джипе, кондиционер работал немилосердно. Я окончательно продрогла в своем белом летнем платьице и уже откровенно стучала зубами. Человек из Министерства иностранных дел выглядел в точности таким, каким я себе его представляла. Высокий, подтянутый, элегантный, лет около пятидесяти, маленькие очки. На водителе – темный костюм и зеркальные солнцезащитные очки, всей своей осанкой он походил на героя голливудской кинокартины.
Ехали молча. Вчера я опять говорила с Ханзеном по телефону, разговор длился недолго, и я узнала не так уж много нового. Да, Филипп был похищен в Колумбии. Нет, им пока неизвестно, почему сразу не потребовали выкупа и не организовали передачу. Может, возникли трудности при установлении контакта. Может, похитителей что-то напугало. Да, все это, конечно, проверят. Да, южноамериканские коллеги упорно над этим работают. Да, виновных привлекут к ответу. Да, Филипп сейчас в безопасности. Да, здоровье удовлетворительное, конечно, есть заключение. И о психическом состоянии тоже. Нет-нет, ему нечего опасаться. Да, это чудо.
Ханзен еще предупредил, чтобы мы готовились к осаде со стороны журналистов и фотографов. Бедный Филипп, думала я. Он всегда старался держаться от прессы подальше, и ему это вполне удавалось, он на дух не выносил, когда его фотографировали и задавали вопросы. Приемы и пресс-конференции фирмы, на которых требовалось его присутствие, он принципиально перекладывал на других. Если верить словам свекрови, он с самого детства робел перед объективом. Филиппа не прельщала роль общественной фигуры, и это мне всегда нравилось. Мне нравилось, что не было фотографий, где бы он фальшиво улыбался и пожимал руку политикам и инвесторам. Что он, в сущности, принадлежал только мне, мне и своей работе. И как оно будет теперь? Будут ли нас теперь осаждать, потрошить и разбирать по косточкам?
Я почувствовала, как Лео нащупал мою руку. Он смотрел в окно. Мы были всегда вдвоем. Ничего другого я, кажется,