Джоконды
Перед закатом взгляд погас
небес. Даль искажает темень.
В ней свет, не озаривший нас,
приглушенный, самоуверен.
Саней, не видя, помнит скрип
в снегу полозьев – от мороза.
Он чувствует протяжный крик
вдогонку ветра, эхо множа.
Так, ветер – обостряет слух,
когда никто мотив не слышит.
Лишь тонкой флейтою пастух
напоминает: осень – ближе,
и – в тон заката, в полстены
Джоконда прячет тень улыбки.
Мне ближе флейта – из среды
парящих звуков, теней зыбких.
В прохладе, там, где их игра
с прохладою и тем, что блещет,
где бабочек неровный ряд
в ней неожиданно, трепещет.
Над смятой тянется ботвой,
то вверх, то вниз. Через ограду,
и – вслед лучу, по – бичевой
через нее влететь в прохладу
и – выпорхнуть, и снова стать
прошедшим, белой тишиною.
Мне – с тишиной не уставать,
когда есть вечер – за спиною
в холодном сумраке равнин,
где свет, погашенный внезапно,
их возвратит в среду картин
утерянных, когда на завтра,
в реке блеснет и – с тишиной
погаснет, чтобы яркой стала
картина неба, быть – дневной:
по изморози – к дали санной.
На веревках
На веревках, под простынями
ветер вспыхивает пузырями!
На разрыв, как пьяный в драке
рвет края их,
уже красной рубахи.
Сверху – снизу. От ветра справа
ткани серые в пятнах, кровавые
от заката. Влетевший же слева
после холода – для разогрева.
С края простынь летит на волю
вниз по травам помятым, полый.
Поднимаясь, всех учит падать!
Если в лужи, разводит слякоть.
Старой новостью – по огородам,
простыням чужим,
перед разводом!
Мелкой дрожью в канавах, лужах.
Каждый день от него простужен.
На закат, разжигая накал лампады
он им вреден как хриплый ладан.
В тех мозаиках – в криптах мира
запах ветра на клочьях дыма.
Оттого – в непрозрачном небе
прячет звезды под синим снегом
и – на память немым рассыльным
возвращает их свет как снимок.
Он – везде! В пузырях – к накалу,
к темноте с ее медленным краем.
Потому, если в матовом… окна,
он из первых, кто смотрит в оба.
Потому пузырями, щетинясь
ищет повод на сером и синем
свет продлить, не меняя границы
там, где только летают птицы.
Не причастный к их переправе
он везде: и – вверху, и – в канаве.
По мерцанию звезд и – с мороза
его чувствуют все, даже кожа.
Не укрыться! Нельзя,