увидеть, на чужие не полагаясь, зафиксировать!
Будто бы и не было нас в сёлах этих… Будто бы не только днями зачистили их… Какой-то нескончаемый процесс. Откуда-то оружие появлялось в количествах изумляющих (видать, здесь «по мягкому варианту» зачищали: «предъявите прописку, гражданин! – вот, и расхлёбываем – не расхлебать!)
За освобождение Аргуна (два месяца назад освобождённого!) заплатили четырнадцатью солдатскими жизнями…
С каждым днём всё мрачнее становился Курамшин, всё больше сомнений и подозрений жгло душу калёным железом… А Грозный стоял крепостью нерушимой под огнём российской авиации. А ведь там – и наши же остались! Между двух огней…
В Грозный и на этот раз вошёл Валерий одним из первых. И сразу бросились в глаза огромные надписи на искорёженных бомбёжками домах: «Здесь живут люди!» – вопль тысяч отчаявшихся, замерзавших в тёмных подвалах родных домов. И среди них – и теперь ещё – сколько русских было. Грозный – столица Чечни – русский город, русская крепость…
Выбирались из-под земли люди с землистыми лицами, истощённые, с глазами блуждающими, кормили их при походных кухнях, раненых и больных в полевые госпитали вели, везли… Куда теперь этих людей, в одночасье беженцами ставших?
На руинах одного из домов рылась старуха в изорванном пальто и обмотках на ногах. Дрожащими руками достала чашку, чудом уцелевшую, засмеялась радостно: «Нашла, нашла! Моя, моя!» Сколько же искалеченных судеб оставит эта проклятая война! Кем была эта обезумевшая русская старуха прежде? Что довелось пережить за эти годы в сердце Чечни? Были ли родные у неё, и что с ними стало?
Где-то слышались ещё пулемётные и автоматные очереди. Как притупляет война чувство смерти… Вот, застрекотало вновь, рядом совсем: может, погиб кто-то. И не вздрагиваешь от того. А, впрочем, разве не притупилось это чувство в обществе, смертью и насилием последние годы питаемом, в детях, жестокостью вскормленных? Привыкли к смерти и ужасу. К чужим. До тех пор привыкли, пока этот ужас не постучит к нам. К каждому. В каждую дверь, казалось, такую прочную, на много замков запертую, от всего, что где-то там отгораживающую. Когда постучит, то вдруг выясняется, что ужас этот близок и страшен. Только отчего ж все ждут этого стука? Отчего не желают проснуться прежде?!
Мирные российские города! Для вас эта война чужая. Кроме тех, чьи близкие оказались в её котловане. Чужой была для вас и война минувшая, с вашего молчания или одобрения даже, преданная…
…Чуть более трёх лет назад, когда война была, вопреки всему, почти выиграна, большая часть войск была внезапно выведена из Грозного в Ханкалу и аэропорт «Северный». На весь город остались лишь комендатуры, насчитывающие до 30 человек и блокпосты ещё меньшей численности. И тогда в город почти беспрепятственно вошли боевики.
Однако, войдя, встретили они ожесточённое сопротивление со стороны этих комендатур и блокпостов, изолированных друг от друга и от основных войск, лишённых медицинской помощи, продовольствия и воды.
Целую