пор, пока не изнашивались все пондуры или не начинались спор и драка (последнее бывало чаще). Игру на пондуре сопровождал громкий звук барабанов, напоминающий топот копыт молодого жеребца. Под аккомпанемент инструментов иногда подпевал короткие песенки сидящий рядом немногочисленный хор девушек. Их песни бывали то шутливо-задорные, то уныло-лирические, в зависимости от состава танцующих.
Желающий танцевать мужчина должен был платить небольшую сумму денег инарлу. Эти деньги шли на выпивку и курево «генералу» и его окружению, а также на покупку музыкальных инструментов для следующего празднества. Почетные гости издалека, старцы и юноши, освобождались от этих податей.
Весело заиграла гармонь, ударили в барабаны, молодые люди дружно, в такт захлопали в ладоши. Раскрасневшийся от мороза и напитка Шамсо блестящими, никогда не пьянеющими глазами осмотрел ряды мужчин и, пытаясь перекричать всех, сказал:
– Я думаю, что пора попросить в круг нашего «юного» Эдалха. Пусть покажет нам свое вечное мастерство и удаль.
Все одобрительно закричали. Эдалх – сгорбленный древний старик, довольно проворно вышел в круг, демонстративно кинул на землю свой костыль, развел орлино руками и со всей серьезностью, стоя на одном месте, стал шутливо гарцевать. Все, кроме музыкантов и Шамсо, встали. В такт движений старика пондур и барабан замедлили свой пыл и перешли в ритм хода старой клячи. Старики обычно не выбирают себе партнершу, любая женщина сама может выйти в знак уважения. Однако по традиции в круг выходят только жеро на закате зрелости. Они, зная, что их вряд ли кто пригласит, пользуются моментом, чтобы показать всем, что они есть и еще хотят жить и веселиться.
Сразу три жеро бросились в круг, улыбаясь и будто не замечая соперниц. Наступило короткое замешательство, и раздался дружный смех среди молодежи. Слово было за Шамсо.
– Так, так, подождите, – озабоченно крикнул инарл. – Вы уже танцевали. Пусть танцует Лала.
Пытаясь скрыть досаду и смущение, две жеро вернулись, а здоровенная, толстая Лала, тая от удовольствия, закружилась в бесконечно долгом танце вокруг старика, рассекая пространство мощной грудью, сияя краснотой щек. Хор девушек запел шутливые напевы. Молодые ребята кричали: «Смотри, какая жеро! Прямо из танца отводи ее домой!»
Старик еле стоял на ногах, ему уже было не до шуток, а Лала все ходила и ходила по кругу, наслаждаясь всеобщим вниманием.
– Всё, всё, хватит. Сколько можно? – наконец крикнул Шамсо.
Затем танцевали молодые. Мужчины танцевали азартно, шумно, необузданно темпераментно, молодые девушки – спокойно, грациозно, глядя только себе под ноги, подчиняясь в движениях указаниям джигита*.
Кесирт стояла на самом краю, ее никто не мог увидеть, а она с трудом видела только головы танцующих, и то благодаря своему росту. Она невольно вытягивала шею, ноги ее окаменели от холода, и, пытаясь хоть как-то