кампаниям. Но если – если! – вам все-таки удастся обнаружить этого злодея, если вы сумеете обелить департамент внутренних дел, вы будете хорошо вознаграждены…
Она не стала договаривать, что произойдет в противном случае. Все и без того было ясно.
Натаниэль чувствовал, что надо что-то ответить.
– Да, мэм, – сказал он севшим голосом. – Спасибо.
Госпожа Уайтвелл медленно кивнула. Она взглянула на Натаниэля – и, невзирая на все его восхищение наставницей, невзирая на все уважение, которое он к ней питал, невзирая на то, что он столько лет прожил в ее доме, юноша внезапно ощутил, что она смотрит на него совершенно равнодушно, словно бы откуда-то издалека. Так парящий в воздухе ястреб мог бы взглянуть на тощего кролика, прикидывая, стоит ли на него охотиться. Натаниэль внезапно остро ощутил, как он молод и уязвим, как он беззащитен перед ее могуществом.
– Времени у нас мало, – сказала наставница. – Надеюсь, у вас есть под рукой толковый демон?
Бартимеус
10
Разумеется, я, как всегда, попытался воспротивиться.
Я использовал всю свою энергию для того, чтобы противостоять призыву, однако заклятие оказалось чересчур мощным: каждый его слог был точно гарпун, вонзающийся в мою сущность, стягивающий ее воедино, влекущий меня вовне. В течение трех кратких секунд мягкое тяготение Иного Места помогало мне сопротивляться – а потом, внезапно, его поддержка исчезла, и я оторвался от него, точно ребенок от груди матери.
Моя сущность в долю мгновения собралась воедино, растянулась до бесконечности и секундой позже вырвалась в мир, в знакомую и ненавистную темницу пентакля.
Где, следуя законам, возникшим в незапамятные времена, я тут же воплотился.
Передо мной открывался богатый выбор. Чем мне стать? Призыв был чрезвычайно мощным – неведомый волшебник явно опытен, так что вряд ли его смутит ревущий ураган или скелет с глазницами, затянутыми паутиной. Так что я избрал деликатную, утонченную внешность, дабы изумить его своей неповторимой изощренностью.
Идея была действительно оригинальной, хотя не мне бы говорить. В воздухе повис огромный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. В воздухе распространился тончайший аромат благородного дерева и неуловимый, эфирный звук арф и скрипок. Внутри пузыря восседала прекрасная дева [11], в круглых очочках на точеном носике. Дева невозмутимо огляделась по сторонам.
И возмущенно взвыла.
– Ты!
– Погоди, Бартимеус…
– Ты!!!
Эфирная музыка оборвалась с мерзким чваком; вместо нежных ароматов потянуло тухлятиной. Личико прекрасной девы побагровело, глаза выпучились, точно пара вареных яиц, стекло в очочках пошло трещинами. Дивный ротик, подобный розовому бутону, оскалился острыми желтыми клыками, которые скрежетали от злости. В радужном пузыре заплясали языки пламени, и сам пузырь угрожающе вспух, словно вот-вот лопнет. Он завертелся так стремительно, что воздух загудел.
– Послушай