чаем наверх, дверь в родительскую комнату была открыта, и я увидела отражение мамы в зеркале до того, как вошла. Когда люди не знают, что на них смотрят, они выглядят по-другому. Мама лежала на кровати с закрытыми глазами так, как будто из нее испарилась вся жизненная энергия, оставив пустую оболочку, тень. Пару секунд я смотрела, потом она пошевелилась, заметив мое присутствие.
Она открыла глаза, полные беспокойства, словно умоляя меня взглядом: «Ни слова в присутствии Хоуп!», потом увидела, что я одна, и с облегчением снова закрыла глаза.
– Давай-ка я усажу тебя поудобнее, – сказала я.
Она оперлась на меня, пока я взбивала под ней подушки. Ее тело было таким легким, таким хрупким.
Полчаса назад я шла по улице и ненавидела город за то, что все было точно таким же, как раньше. А теперь мир вокруг меня рушился и земля уходила из-под ног, и мне мучительно хотелось, чтобы все стало обычным, прежним.
– Я больна, Тесс, – проговорила мама, отвечая на вопрос, который я боялась задать.
Мне хотелось, чтобы она продолжила: «Но это ничего, потому что…» Но она больше ничего не сказала.
– Насколько серьезно? – От паники у меня начинала кружиться голова.
Когда мама была беременна Хоуп, у нее диагностировали рак молочной железы. И пока не родилась Хоуп, мама не лечилась. Но потом она поправилась. С тех пор она регулярно проходила осмотр, но в прошлый раз, всего несколько месяцев назад, результаты были хорошие.
– У меня рак яичника и метастазы в печени, – произнесла она. – Надо было раньше пойти к врачу, но я думала, что у меня просто проблемы с пищеварением.
Внизу Хоуп напевала какой-то знакомый мотив, но я никак не могла вспомнить, что это за песня.
Я пыталась вспомнить, какой была мама до моего отъезда. Немного усталая и слегка обеспокоенная. Но я думала, что она волнуется из-за моих экзаменов. Она всегда была рядом: на кухне отвлекала Хоуп, пока я завтракала и повторяла билеты. Вечером встречала меня с чашкой чая, готовая выслушать все, что мне хочется рассказать. А если мне не хотелось говорить, просто была рядом, занимаясь своими делами – мыла посуду или готовила ужин, и ее присутствие ободряло.
Как я могла быть такой эгоисткой? Как могла не заметить? Как я вообще могла уехать в это свое путешествие?
– Ты ничего не могла бы сделать, – сказала мама, словно читая мои мысли.
– Но на прошлом обследовании у тебя ничего не нашли!
– Они смотрели только молочные железы.
– А почему не сделали полное обследование?
Мама прижала палец к губам. К нам поднималась Хоуп. Она нараспев читала «Скрюченную песню»: «А за скрюченным мостом скрюченная баба…» Только в ее исполнении получалось:
А за скученным мостом скученная баба
По болоту босиком прыгала, как жаба.
Мы заставили себя улыбнуться, когда она вошла в комнату.
– Я хочу есть, – объявила Хоуп.
– Давай я налью тебе чаю! – вскочила я с кровати.
Открыв холодильник, я еще раз убедилась в том, как плохи наши дела. Он был совершенно пуст. Да, в нашей семье никогда не водилось