особенно непокорных поселений и созданием гетто для не-людей, при этом не делалось никаких различий между эльфами и краснолюдами, как, впрочем, и гномами, и другими «странными» расами. Наиболее радикально настроенные считали, что не-людей вообще нужно уничтожать, как кикимор или троллей.
Лицо Фиаха окаменело. Он говорил себе, что не Тайбшиахи начали всё это: жизнь эльфов под правлением людей была нелёгкой задолго до того, как они начали вести против людей партизанскую войну. Но почему-то его собственные воспоминания о его разрушенном городе и убитых родственниках и друзьях всплывали в памяти каждый раз, когда он слышал про ещё одно уничтоженное поселение, оставляя гложущее сомнение в том, кто же действительно виноват в этих смертях. Резня не-людей провоцировала месть Нечисти, и если вначале они в основном атаковали лишь военные крепости и, нападая на гражданские поселения, старались минимизировать жертвы среди мирного населения, со временем ситуация вышла из-под контроля. Сложно было сдерживаться после увиденных изувеченных тел эльфийских женщин и детей в сожжённых поселениях, и со временем эльфы тоже становились всё более безжалостными: от убийств только солдат они скатились к убийствам и купцов и ремесленников… и их семей… Фиах вздрогнул, увидев отражение собственного взгляда в воде, и ударил кулаком по водной глади, разбив отражение и разогнав волны по поверхности. Во что он превращался? Разве мог он когда-нибудь подумать, что он, ребёнок, тогда едва избежавший смерти, превратится в такое же чудовище, что и те, кто пришли за его семьёй? Разве всё это стоило того, если цена была столь высока? Эльф сжал челюсти, и на его губах заиграла странная злая усмешка. Он вынужден был признать, что всё то время, которое он пытался жить нормально, забыть, что произошло – всё это время глубокие раны его души, его ненависть, тлели под цивилизованным обличьем, под спудом рассудка и совести. В глубине души он считал, что люди должны были быть стёрты с лица земли за всё то зло, что они причинили эльфам, все – и молодые и старые. Ужасы партизанской войны всего лишь сорвали эту его цивилизованную оболочку и усугубили его ненависть к людям. А кроме того – он снова провёл ладонью по воде – из-за зверств людей всё больше эльфов вливалось в отряды Тайбшиахов: теперь их количество приближалось уже к трём тысячам.
Фиах снова погрузился в размышления. Самую сложную задачу представляло Белогорье. Им по-прежнему правили гордые потомки королевы Милолики, и, согласно преданиям, в их жилах текла кровь легендарной королевы Драгомиры, а значит, и эльфийская кровь. Они всё так же считали себя «северным щитом». Более широкий проход сквозь Ледяную Стену выходил к их королевству, и, как и тысячи лет тому назад их предки, они были готовы заслонить собой остальной мир от угрозы с севера. Кроме того, здесь невозможно было разыграть эльфийскую карту, поскольку это было единственное королевство, в котором к эльфам относились так же, как и к людям. Да и та часть