голосу больше удивления. – На что намекаешь?
– Я даже боюсь высказать свои пожелания вслух, чтобы не спугнуть удачу.
Мы подошли к проходу, по бокам которого стояли сканеры, и одновременно приложили ладони к экранам.
– Вот и держи все в себе, – посоветовала я, оглядываясь из коридора, ведущего к магнитным платформам, на замешкавшегося Панина.
Пока я любовалась видом из иллюминатора, коллеги успели пройти регистрацию и раствориться в бурлящем, нескончаемом потоке людей. Мы с Паниным были в полном одиночестве, не считая двух дронов—охранников, летевших следом за нами.
– Плохой совет, милая.
Панин, ухватив лямку моей сумки, легко дернул поклажу на себя. Я возражать не стала. С показной отрешенностью пожала плечами, сняла сумку. Она так и осталась болтаться на руке парня, когда я, развернувшись, спокойным шагом двинулась по хорошо освещенному тоннелю, обшитому металлическими листами.
– Чем совет так плох? – глядя перед собой, спросила я, выдержав короткую паузу.
– Тем, что самая большая глупость в мире – не заявлять о себе и своих желаниях. Но еще значительнее глупость, которую сейчас совершаю – бояться, что все задуманное сорвется, и потому молчать.
– Итак, впереди большие свершения и грандиозные события, о которых тебе что—то известно. Мало того, ты активно пытаешься «расколоться» и выложить все, что знаешь. Мое сопротивление тебя не останавливает, значит, разговор неизбежен. Поделись, так уж и быть. Хорошо—хорошо, перефразирую: расскажи, не люблю сюрпризов.
– Всему свое время, Танечка. Потерпи. Расколюсь и выложу, что положено тебе знать. Обещаю, что не утаю ничего в рамках дозволенного. В противном случае, боюсь, это обернется недобрыми словами командования в мой адрес.
– Ага, все интригуешь. Судя по вопросу командира, ты должен был «расколоться» еще в военном корпусе. Непорядок, Панин.
– Как увидел тебя без полотенца, с мокрыми волосами, раскрасневшуюся, так и забыл обо всем.
– И это говорит бравый командир десятки. Стыдоба!
– Что естественно, то не стыдно.
– Ну все, Вадим, снова скатился к банальности. Никакого воображения. Теряю интерес, исправляйся.
Мы вышли к началу магнитных линий. Открывшееся пространство зала для свободного перемещения казалось бесконечным, бездонным, давящим своей ложной широтой.
Не часто за мою теперешнюю жизнь приходилось бывать на этом кольце. Впрочем, не так уж все изменилось с тех пор, когда была в последний раз: то же деление на три яруса с промежуточными уровнями между ними, по семь платформ для отправки пассажиров на каждом из них. От платформ отходило по пятнадцать пневмотуннелей. Мелкие группки прибывших людей, пересекая барьеры зон отчуждения платформ, смешивались с общим потоком, стекающим непрерывной рекой по эскалаторам и на передвижных площадках. Магнитные линии соединяли ярусы, что помогало достичь дна зала с верхнего уровня третьего яруса гораздо быстрее, чем это