т. е., «этого мы искали, так возьмемся!» О Боге ни слова!
Но вот разгром произошел, беда свалилась на Русь, певец не скупится на слова, отражающие печаль Руси, но о том, что русичи молятся, хотя бы о душах погибших, о спасении раненых и плененных – ни слова! Более того: поражение Игоря открыло половцам ворота на Русь. Русь (особенно Северщина) осталась без князей и войска, опасность нависла ужасная, половцы излетели. Молятся русичи о своем спасении? «Слово» упорно молчит, молчит многозначительно. Конечно, русичи молились, но автор «Слова» глух к подобного рода действиям, и он их игнорирует.
Вот Игорь в плену, израненный, униженный, жизнь его в опасности, кажется чего больше, остается только молиться и летопись влагает в его уста тягчайшие укоры его самому себе: «нет, недостоин я жизни» и т. д.
«Слово» же молчит, молчит упорно. Мог ли христианин автор обойти подобные моменты молчанием? Нет, конечно, нет!
Вот Ярославна получила ужасное известие: муж ранен, в плену и, может быть, никогда не вернется, муж, которого она любит всей душой, с которым она не пожила и года. В неописуемой тоске, рано утром, она уходит от людей на уединенную стену Путивля и изливает всю свою душу в мольбе: к… солнцу, ветру и Днепру!
О Боге, христианском Боге, о Богородице, о святой Троице, о святых, о своей святой, святой Ёвфросинии – ни слова!..
Есть исследователи «Слова», до сих пор считающие, что оно христианское произведение, – трудно представить себе, что делает их глухими к железной логике. Если они религиозны, то не могут же они отрицать существования в прошлом и настоящем людей нерелигиозных.
Заметьте, далее, что ни разу и «Слове» христианский Бог, св. Троица, Богородица не являются органически вплетенными в канву событий и изложения, есть только крайне поверхностные и беглые упоминания (подробнее ниже) о них.
Не следует забывать также, что «Слово», излагая события, главным образом, вспоминая войны со времен еще Олега Тьмутороканского ни разу не говорит о борьбе за веру, за христианского Бога и т. д. Эта идея совершенно в «Слове» отсутствует, везде речь только о защите Русской земли. Напрасно некоторые в слове «поганый» видят синоним слова «язычник», – это не так, – оно означает прежде всего «дурной, скверный». Когда «Слово» говорит: «Стреляй, о государь, Кончака, поганого кощея!» – это не значит, что «стреляй язычника раба», а «поганого раба»! И уж совершенно белыми нитками пришито в конце «Слова» «здрави князи и дружина, поборая за христьяны на поганые полки» (788–790): за веру русичи не боролись, об этой, нет ни слова, и приписка в конце носит явно привносимой характер.
Хоть раз сказал Игорь или кто-то другой – «умрем за веру»? Не сказал никто, ибо веры-то не было (в представлении автора «Слова»).
Очень характерно также, что в идейной канве «Слова» совершенно отсутствует столь характерная для христианства идея, как грех и искупление. А события, как нарочно, подходили ко всему этому. На «Слово» молчит, упорно молчит об этом.
Итак, в основе, в идейной канве