Но уже поздно, так что добро пожаловать в тюрьму, которую ты сам себе построил.
Я уже понимал, что останусь здесь надолго, если не навсегда, и бесполезно просить его выпустить меня, или что-то в этом роде. Я сам построил эту тюрьму, и строил я её так, чтобы не знать из неё выхода. На полу лежал листок бумаги, тот самый, который я положил сюда несколько месяцев назад, выпуская на волю демонов. Время показало – это было ошибкой, но ещё большей ошибкой было бы держать их здесь и дальше. Теперь я сам оказался демоном или превращусь в него в ближайшее время. Единственная просьба сама вырвалась из меня:
– Позаботься о Джоне. – Его лицо снова исказилось в гримасе улыбки. Понятно, почему я редко улыбаюсь – моя улыбка скорее похожа на злобный оскал.
– Не переживай, с ним всё будет хорошо. Он не останется без моего внимания.
– Этого-то я и боюсь.
Он не ответил, развернулся и направился к выходу, но запнулся. Он сам себе противоречил. Он совершенно точно хотел что-то мне сказать, хотя бы напоследок. Хотел, чтобы диалог вышел к какой-то мысли, к какой-то идее, которую он почему-то должен озвучить. Он замешкался, опустил голову, затем полуповернулся ко мне:
– Ты когда-нибудь задумывался, кто строил твою крепость? Ведь не ты сам. Ты видел этих людей, но людьми их никогда не считал. И откуда взялись ресурсы на такую монументальную постройку? – Нарочито киношная пауза и сиплый голос, переполненный болью, сходящий на шёпот: – Если б ты только знал, ЧТО ты сотворил с этим миром, если б ты только знал…
Он вытянул перед собой руку, демонстрируя мне сжатую в кулак ладонь. Он стал тереть пальцами, и из кулака посыпалась пыль. Он разжал его, и на пол быстро, но легко упали смятые остатки игрального кубика. Затем он поманил демонов за собой и, уходя, бросил мне, прощаясь:
– Игры кончились.
Перерождение
Первое утро (ну как утро – часы на телефоне показывали то ли час, то ли два дня, но я всё ещё лежал полуголый в постели) осени встретило меня холодным сообщением: «Привет, я бы хотела сходить с тобой подать заявление на развод». День знаний, день ответов. Что странно, эта фраза не вызвала во мне никаких эмоций, хотя должна была бы. Наверное, перегорел, сломался, издох. Возможно, больно будет потом. Или вообще уже не будет. Я просто прочитал послание и лёг отсыпаться дальше после бурной ночи. В какой момент стало понятно, в какой момент стало всё равно?
В тот, когда моё отражение заняло моё место, а я остался заперт в клетке, неспособный ни на что повлиять, но способный воспринимать всё происходящее со мной, и не через мутные заляпанные стёкла окон балкона моей квартиры, но кристально ясно, во всех цветах, красках и ощущениях? Или пока я сидел на скамейке в сером пустом городе, ошеломлённый? Или даже раньше, когда мы расположились с подругой в ночи на крыльце малюсенького домика, пили ром-колу, глядели на звёзды, и я спрашивал… Нет, утверждал: «Ты же прекрасно знаешь, что