а жара стоит тропическая: 29 градусов в тени! И эти идиоты уже начали отопительный сезон, до раскаленных батарей не дотронешься! Эх, сейчас бы на дачу, сесть на веранде, пивка холодненького похлебать… В прошлые выходные на станции мужик отличных раков продавал… По пять рублей… А в запрошлую субботу можно было взять даже по три, но маленьких… Если раков, да живьем в кипяток, да лаврушки, да перца черного побольше, а потом полить маслом растопленным, с чесночком! Язык проглотишь, м-м! Но, увы! На часах ещё только вторник…
Вздохнув и сглотнув слюну, он вернулся к чтению письма, пересланного в КГБ из отделения милиции №362, поскольку там (в письме, а не в отделении!) упоминались шпиёны в тёмных очках, вредители-расхитители, а также прочая контра Баба Настя, путавшаяся в 1916 году с антисоветским князем:
«… А исчо медецынская сестра А. Левченко колдуит и делаит эликтричество. Сама видила как она синий туман пущает а он искрами. Я спрятамшись была а мене она не видила так тем туманом эликтрическим взпыхнуло и мене брови апалило и потом ищо долго эликтричеством воняло и воласом паленым…»
Письмо в органы было криком души пьющей санитарки Ульяны Тереховой, забравшейся в оперблок рано утром, чтобы скоммуниздить немножко спирта на опохмелку. Несправедливо, по её мнению, уволенная с любимой работы по оговору (на самом деле – за пьянку!), где она была и сыта и пьяна (продуктов от больных остается много, а спирт можно завсегда стырить или выклянчить), Ульяна всех в письме поливала грязью, требовала возмездия и восстановления на работе.
Отложив письмо, полковник задумался. Делает электричество? Колдует? Маловероятно, г-м… Но, тем не менее, проверить бы надо. Или сразу спихнуть эту Левченко Лукину?
Решив не торопиться, затребовал всю информацию по гражданке Левченко Антонине Георгиевне, 1957 года рождения, уроженке г. Москвы, проживающей по адресу… Затем, умирая от жары, стал дожидаться конца рабочего дня, занимаясь всякими мелкими и незначительными делами.
Платье получилось роскошное: ярко-алое с золотом, свободного покроя, как туника, оно открывало плечи и грудь, спадая классическими складками до середины бедер. Даже при медленном движении оно напоминало язык пламени.
– Ой, тетя Шура! Прямо ни в сказке сказать, ни вырубить топором! – восхищалась Тоня.
Баба Даша плакала от восторга.
– Носи, Тонечка, на здоровье и на удачу! Я на твое выступление обязательно приду, не сомневайся! – Шура аккуратно свернула шелк и подала невесомый пакетик девушке.
Расцеловав её и омочив слезами, бабушка и внучка отбыли восвояси. Через два дня, в субботу, что-то будет! Открытое первенство Москвы – это не шутка.
С утра в пятницу термометр показывал всего 20 градусов. Уже можно жить!
Полковник Минеев, бодрый после утренней пробежки и ледяного душа, вошел в свой кабинет, сердечно поздоровался с секретаршей Леночкой, привычно ощутив хозяйской рукой отсутствие трусиков под короткой форменной юбкой. Сел в кресло, ослабил галстук. На столе уже лежала папка со справкой о Левченко. Закурив первую утреннюю сигарету, открыл. Сразу же поперхнулся