Сэрфес. Это, конечно, так.
Сэр Питер Тизл. И потом, знаете, при нашей разнице в годах маловероятно, чтобы она очень уж сильно меня любила, а если бы оказалось, что она мне изменяет, и я бы предал это огласке, то весь город стал бы надо мной же смеяться, над глупым старым холостяком, который женился на девчонке.
Джозеф Сэрфес. Это верно, конечно, – смеяться стали бы.
Сэр Питер Тизл. Смеяться, да, и сочинять про меня баллады, и писать статейки, и черт его знает что еще.
Джозеф Сэрфес. Нет, вам нельзя предавать это огласке.
Сэр Питер Тизл. А главное, понимаете, чтобы племянник моего старого друга, сэра Оливера, чтобы именно он мог покуситься на такое злодейство – вот что мне особенно больно.
Джозеф Сэрфес. В том-то и суть. Когда стрела обиды зазубрена неблагодарностью, рана вдвойне опасна.
Сэр Питер Тизл. Да, и это меня, который был ему, так сказать, опекуном, который так часто принимал его у себя, который ни разу в жизни не отказал ему… в совете!
Джозеф Сэрфес. О, я не в силах этому поверить! Такая низость, конечно, мыслима; однако пока вы мне не представите неопровержимых доказательств, я буду сомневаться. Но если это будет доказано, он больше мне не брат, я отрекаюсь от него. Потому что человек, способный попрать законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, должен быть заклеймен, как общественная чума.
Сэр Питер Тизл. Как не похожи вы на него! Какие благородные чувства!
Джозеф Сэрфес. И все-таки честь леди Тизл для меня выше подозрений.
Сэр Питер Тизл. Яи сам был бы рад думать о ней хорошо и устранить всякие поводы к нашим ссорам. Она все чаще стала меня попрекать, что я не выделяю ей особого имущества, а в последнюю нашу ссору почти что намекнула, что не слишком огорчится, если я умру. И так как у нас, по-видимому, разные взгляды на домашние расходы, то я и решил предоставить ей в этом отношении полную свободу, а когда я умру, она убедится, что при жизни я не был невнимателен к ее интересам. Вот здесь, мой друг, черновики двух документов, насчет которых я хотел бы выслушать ваше мнение. По одному из них она, пока я жив, будет получать восемьсот фунтов ежегодно в полное свое распоряжение, а по другому наследует после моей смерти все мое состояние.
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер, это поистине благородный поступок. (В сторону.) Только бы он не совратил мою ученицу!
Сэр Питер Тизл. Да, я решил, что у нее не будет больше поводов жаловаться. Но я хотел бы, чтобы до поры до времени этот знак моей любви оставался от нее в тайне.
Джозеф Сэрфес (в сторону). И я бы хотел, если бы это было возможно!
Сэр Питер Тизл. А теперь, дорогой мой друг, поговорим, если вы не возражаете, о положении ваших дел с Марией.
Джозеф Сэрфес (тихо). Ах нет, сэр Питер! В другой раз, пожалуйста!
Сэр Питер Тизл. Меня очень огорчает, что вы так медленно завоевываете ее благосклонность.
Джозеф Сэрфес (тихо). Прошу вас, не будем этого касаться. Что значат мои разочарования, когда речь идет о вашем счастье! (В сторону.) Черт, он меня погубит окончательно!
Сэр Питер Тизл. И, хоть вы