а не как-то иначе? Не только потому, что по ошибке провидения оказался не в своей эпохе, а из-за одного детского воспоминания.
Ехали мы с матушкой поездом в Москву, мне было тогда этак лет двенадцать, а в соседнем купе везли откуда-то с юга, с няньками и тётками, маленького Цейхановича.
Блеснули в смутной рани купола, высветились высотки, Москва-река проблеснула.
– Изя, Изя, вставай! Наша Москва! Наша Москва! – вскричала на весь вагон одна из тётушек Цейхановича.
– Ваша, ваша!.. – сердито согласилась с нею моя матушка.
– А почему только ихняя? – ревниво полюбопытствовал я.
– Подрастёшь – узнаешь… – со вздохом отрезала матушка.
Я подрос, за метр восемьдесят вымахал, но только сейчас понял матушкину печаль. И «Герой вашего времени» – дань памяти её печали.
И ещё… Цейханович утверждает, что прочтение моих сочинений поднимает потенцию у мужчин на 72 процента, а у женщин аж на все 100 – и ещё страшнее. И это чистая правда, ибо Цейханович крепко знает своё мужское дело.
Неизвестного писателя понимает всего несколько человек, а известного – и того меньше. Иногда вообще никто, и в первую очередь сам писатель. И не грустно оттого, но как-то грустновато до омерзения. А иногда даже кажется, что я и есть Цейханович. Слава богу, сам Цейханович об этом пока ничего не знает.
Такое вот моё предисловие, и дай, Господи, здоровья и любви всем моим читателям и читательницам.
Автор
Часть I
Забвение
Полковник Лжедимитрич отмечал день рождения жены.
Отмечал третий день без передыху.
Отмечал широко, громко и беспамятно.
«…Как-никак, хоть и дура набитая, а полковница! Не то что у некоторых! – с тонким намёком прорычал он по телефону и грозно скомандовал: – Какого рожна ждёшь?! Наша сволочь почти вся уже отметилась! Приходи!!!»
И я пошёл. И пришёл, и не пожалел. И никто не пожалел, что я пришёл. Ни полковник, ни юбилярша-полковница, ни пьяные подруги полковницы. Даже собака полковничья по кличке Кефир не пожалела. И не оттого, что я такой-растакой хороший, хоть и непьющий, а… Но об этом потом, почему никто не пожалел, ибо много у Бога лишних людей, но настоящего лишнего человека найти тяжело. И немного о самом дне рождения. Вернее, о его третьем дне, поскольку от первых двух меня Господь миловал. И в общих, так сказать, чертах.
Скотина-полковник был пьян до неприличия. Пьян, как какой-нибудь задрипанный капитанишка из мелкого, безнадёжного гарнизона, нежданно получивший майора. Неприлично пребывая в реальности, полковник давно уже, задолго до моего появления, был не в состоянии удерживать что-то осмысленное в памяти и сознании. Реальность струилась сквозь него, как вода сквозь песок, но сознание, отравленное алкоголем, тем не менее активно творило эту самую чёртову реальность, неустанно подпитывая её родниками непотребства и сквернословия. Полковнику уверенно казалось, что он владеет всем – и помнит