когда у нас в стране всё ещё находятся люди, обвиняющие Плевицкую в причастности к белому движению, а на Западе прямо обвиняющие в обратном…
Задача написания подобного сценария во многом облегчена наличием двухтомной автобиографии Н. В. Плевицкой, а также большим количеством статей, рецензий и интервью в русской прессе и в ряде современных работ и исследований, включая и те, что изданы за рубежом. Небезынтересно будет сделать попытку включения в фильм и фрагментов тех лент, в которых она принимала участие в качестве актрисы кино, в том числе в работах кинорежиссера В. Гардина.
Обрисовав в сих чертах образ и величие нашей героини, а заодно и наше художественное кредо, позволим привести, не вдаваясь более в подробный пересказ биографии и суждений, наброски будущего действа.
Дёжка и Машутка, деревенские девочки-подружки, выскочили из кустов на залитую солнцем опушку леса и остановились, переводя дыхание и осматриваясь.
– А ну как русалки защекочут?
– На поляне-то, поди, уже не защекочут.
– А им что поляна-то? Им бы только в колокол не ударили.
– А ударяли, нет ли, я не слыхала?
– И я…
Подружки прислушались. На все лады голосили и заливались задорным утренним пением птицы, у самых босых детских ножек сновали с деловым жужжанием пчелы и сердитые шмели.
– Ишь, заливает, – восхитилась Дёжка на соловья. – О чём это он? Верно, чует, что праздник нынче.
Почти касаясь нижними ветвями высоких трав и цветов, стояла посреди поляны белая берёза, манила к себе девчонок.
– Ты первенец, я последыш, нам бояться нечего, русалки первенцев и последышей не трогают.
– А солнышко играло на восходе? – не унималась Машутка.
– В покое подымалось.
– Верно. В эту Троицу оно стало степеннее, а в прошлую, Якушка баит, разными лентами полыхало и вертелось.
– Пошли, что ли, к утрене опоздаем. – Дёжка взяла Машутку за руку, хотя та была её на полголовы выше. – Эх, была не была!
Переполошив поляну своим тонким весёлым визгом, обе девочки кубарем подлетели к берёзе и обняли её белоснежный с редкими проталинами черноты стройный ствол с двух сторон, пооглядывались.
– Тихо, Машутка, – скомандовала Дёжка, и обе они затаили дыхание. Кругом все так же мирно, только высоко в небе кружила под облаками какая-то птица.
– Никак ворон кружит, – прошептала Дежка.
– Какой ворон – коршун!
– Нет, ворон, не спорь, я его еще с околицы приметила.
– Должно, Орешка-разбойник с постоялых дворов рядом ходит.
– Чур тебя, Машутка, беду накличешь, какой еще Орех?
– Рыжий такой, огромадный. О нем вчерась маменька сказывала, будто выходит он на шлях в темные ночи и грабит мужиков. Лицо все закутано, да узнают его по огромному росту – уж как ни прячь морду, а у нас таких ни одного в округе нету.
– Чего бы ему поутру-то здесь быть?
– Так,