безответна, – говорит своему кумиру героиня рассказа. – Сделай так, чтобы я тебя возненавидела».
Герой, любимец студенток, по сути своей, совершенно отталкивающий тип. Он приходит к героине в конце рассказа, приносит цветы, спит с ней. И, когда она начинает верить в близкое счастье, сообщает, что исполнил ее просьбу о ненависти: отныне она, как и он, больна СПИДом.
Странная тема, странная любовь, мало человеческого, живого. Присутствует некоторая надуманность и ощущение, будто намеренно обляпали грязью. Я ей сказала, что надо бы изменить конец – слишком много негатива, остается неприятное «послевкусие». Она согласилась. И, как мне показалось, тут же забыла об этом. Больше я этот рассказ не видела.
***
Рыжая легко писала стихи. В основном, о несчастной любви. В них самоуничижение лирической героини доходило до апофеоза. Ее мир был полон зла, беззащитность становилась апокалиптичной. Между героиней и возлюбленным происходила яростная борьба за существование, будто это была единственная доступная ей форма любви.
Моя протеже словно умирала в каждом тексте, чтобы вновь воскреснуть в первой строке следующего. Она и мне посвятила стихи: «Ирина… Арена… Копье возде-». В тексте я – гладиатор, готовый принять свой последний бой и не пугающийся близкой смерти. Может, и так. В жизни я всегда упрямо шла к цели, но, если честно, умирать не собиралась. Поэтому я снова и снова видела в строчках стихотворения ее, только ее. Это она принимала смертельный бой, а не я – ее литературная «опекунша». А посвящение было данью традиции.
Вообще, это постоянное предсмертное состояние прослеживалось во всем, и особенно в ее отношении к жизни. Поэтический талант моей протеже все больше и больше получал признание, но она чувствовала себя неуютно. Ей мало было обычного признания, и она уничтожала себя в конфликтах с окружающими, в любовных романах с поэтами, стремясь постоянно находиться на острие каждого ощущения.
Ее избранники всегда были намного старше, годились в отцы, юношей она просто не замечала. Сотканная из комплексов, ее неуемная натура, на самом деле, жаждала безоговорочной реализации в личности другого – более сильного и умудренного, полное подчинение партнера давало ей кратковременное удовлетворение, а потом снова – поиск, охота, новые эмоции.
Она стремилась быть первой во всем – в стихах, в любви, в отношениях. Только таким способом она могла общаться с миром. Мир, в свою очередь, жестоко сопротивлялся, и возникающий диссонанс становился источником ее дьявольского вдохновения.
Не любовь, а ненависть, не просветленное спокойствие, а мутное бурление чувств и эмоций вырастали кульминационными маяками в ее сюжетах. Стихи – сильные, завораживающие, болезненно бьющие по сознанию, словно под дых, – оставляли ощущение неизбывной тоски, и эта тоска перекрывала все – формальные недочеты, обостренную личностность сюжетов, рваную форму.
Говорить о поэзии