казалась уже единственным состоянием мира, никогда не знавшего солнца… Незаметно навалилось забытье. И в этот же миг пронзительно вспыхнул свет, отозвавшись болью в уставших глазах.
«За мной», – поняла Вера и механически поднялась навстречу распорядительнице.
Они вошли в церковь. В ней было чуть-чуть теплее, возле подставки с книгой горела свеча, по углам плясали тени. Вера осталась одна. Уже после первых абзацев она поняла, что напрасно понадеялась на знание старославянского языка – непонятные сочетания букв и знаков сбивали с толку. Она пыталась вдуматься в текст старинного псалтыря, старательно бормотала древние слова, но выходило плохо.
Ею овладело отчаяние, захотелось позвать на помощь, но жаль было будить заснувших тяжелым сном сестер-послушниц, жаль было тревожить добрую старушку-распорядительницу: у нее, истинно верующей, для всех хватало и любви, и всепрощения, но силы тоже были невелики. И потому Вера собралась с духом и, словно первоклассница, начала читать с самого начала, по слогам, вникая в каждое слово.
Текст тяжело доходил до сознания, и только отблески знакомых смыслов напоминали о том, что это – язык ее предков. И вдруг она ощутила живые, простые слова о красоте звезд на черной глади ночного неба – звезд, дарующих по милости Божьей свет каждой страждущей душе, – и повеяло на нее от древних слов светлой поэзией, которой, оказывается, так много в любви Господа к человеку.
И все встало на свои места, и согрело замерзшую душу восхищение:
«Значит, никогда не было в Господе зла? Значит, Его присутствие во всем – это любовь, а не длань карающая? И нет, на самом деле, никакого первородного греха, если Бог так любит каждое живое существо?».
Зарождающийся ответ – настолько он был простым, неожиданным и радостным – уже пульсировал в ее ослабевшем теле сверкающей точкой, чтобы разгореться потом пламенем истинной веры, свободной от сомнений и условностей. Но таким слабым было осознавание, таким осторожным, так мало было физических сил для концентрации на одной-единственной мысли, что не сумела Вера удержать эту мысль в своей памяти.
И растаяло светлое озарение, так и не пробившись сквозь барьеры вопросов, сомнений и церковных условностей.
Шло время. Внезапный катарсис не оставил в сознании Веры следов, и только слова о красоте звездного неба навсегда обосновались в ее памяти неким знаком, дарующим потерявшему надежду путнику обещание спасения.
Неожиданно в церковь вошла молодая послушница и, по-хозяйски отодвинув смертельно уставшую женщину, заняла ее место. Вера тяжело опустилась на скамейку.
«Идти спать? Но через час служба. Посижу здесь».
Неслышно вошла распорядительница и позвала ее с собой на крестный ход.
Небо едва серело, и огромные сосны угрожающе шумели спрятавшимися во мгле разлапистыми черными кронами. Небольшое население монастыря, монахини и послушницы – всего человек пятнадцать –