Сенци привел с собой сорок пеших солдат. Превосходный стрелок Михай Бор с русыми жидкими усами и мечтательным лицом. Казалось, что в гербе его должны быть луна и часы с музыкальным боем. Его прислал Шарошский комитат во главе семидесяти шести пеших солдат. Из Угочи приехал Дёрдь Салачки – толстоногий дядя с двойным подбородком и строгим взглядом, и Имре Надь – милый, любезный молодой человек, смотревший на всех с почтением; его отрядила вдова Габора Хомоннаи, приславшая восемнадцать пеших солдат. Из Эперьеша прибыл Антал Блашко – русобородый силач с курчавой бородой и пронзительным взглядом; он был в синем ментике, на боку у него болталась тяжелая, большая сабля.
Все названные были лейтенантами ополчения. За ними по порядку сидели: Иов Пакши – самый рослый офицер королевских войск, Тамаш Бойки – лейтенант, командующий пятьюдесятью боршодскими стрелками, седовласый, седобородый, но моложавый и живой человек. Два эти лейтенанта прибыли позже, так что их посадили среди офицеров гарнизона: старика казначея Яноша Шукана; дьяка Имре, который ведал винным погребом; дьяка Михая – офицера-интенданта, или, как называли тогда, раздатчика хлеба; дьяка Матяша Дёндёши – архиепископского писаря (крепость входила во владения архиепископа); дьяка Деака Болдижара и еще других.
Чтобы выказать уважение всем защитникам крепости, Добо пригласил не только офицеров, но и одного младшего сержанта, одного рядового, одного эгерского дворянина и одного эгерского крестьянина.
Кушанья разносили пять слуг Добо; в помощь им старшие офицеры прислали и своих слуг.
За спиной Добо стоял оруженосец Криштоф Тарьяни; он прислуживал своему господину, ставил перед ним кушанья, наливал в кубок вино.
Была пятница, так что ужин начали со щуки под хреном и судака, зажаренного в сухарях. Затем подали сома и стерлядь. Закончили трапезу лапшой с творогом и сметаной, потом подали компот из сушеных фруктов с корицей. На столе были также сыр, виноград, яблоки, груши, дыни – всё в изобилии.
Почему же бережливый Добо решил задать такой ужин? Хотел ли он завершить пиром собрание, на котором принесли клятву, или решил сдружить незнакомых между собой офицеров? А может быть, он желал послушать их откровенные речи, когда вино развяжет языки?
Поначалу настроение было торжественное, как в церкви. Каждый еще переживал величественную минуту клятвы. Белоснежные скатерти, столовое серебро с гербом Добо, резной бочонок, висевший на цепи над столом, букеты осенних цветов – все это усугубляло торжественность обстановки.
Сердца людей не согрелись даже тогда, когда после щуки в кубки полилось из прекрасного бочонка вино гранатового цвета. После величавой речи Добо у всех сердца еще были охвачены трепетом волнения. Так в долгой звенящей тишине задумчиво прислушиваемся мы к отзвуку умолкшего колокола.
Поели жареной рыбы. Слуги переменили тарелки. Все ждали, что Добо будет приветствовать гостей. Но Добо сидел в своем коричневом кожаном кресле усталый, молчаливый.