если ее обороняют настоящие мужчины. Наша крепость сильнее Кёсега, и мы тоже должны быть сильнее ее защитников. Я знаю турецкие войска. У меня еще едва пробивались усы, когда я стоял на Мохачском поле. Я видел дикую рать Сулеймана. Поверьте мне, двадцать восемь тысяч венгерцев сокрушили бы стотысячный сброд, будь среди венгерцев хогь один человек, который умел бы вести сражение. Там никто не командовал, никто не руководил боем. Полки развертывались не в соответствии с тем, как стоял неприятель, а как попало. Бедняга Томори[15] – вечная память ему! – был великий герой, но не годился в полководцы. Он думал, что вся полководческая наука заключена в словах: «За мной!» Он читал молитву, потом отпускал крепкое словцо, кричал: «За мной!» – и наша рать вихрем врезалась в гущу турецких войск. Турки разбегались, как стая гусей. А мы, обуянные пылом достойных наших предков, очертя голову мчались на лихих скакунах навстречу пушкам. И, конечно, пушки да цепные ядра делали то, что не под силу было человеку. Из двадцати восьми тысяч нас уцелело четыре тысячи. Из этого страшного бедствия можно было извлечь два великих урока. Первый – что турецкая рать вовсе не войско витязей, а сборище разношерстного отребья. Турки собирают пропасть разного народу и животных, чтобы устрашить глупцов несметной своей ордой. Второй урок: как бы мало ни было венгерцев, они могут расстроить большую турецкую рать и даже одолеть ее, если щитом им послужит не только отвага, но и разум.
Сидевшие за столом слушали коменданта, напряженно сдвинув брови.
Добо продолжал:
– В нашем положении разум предписывает: держись стойко до прибытия королевских войск. Турки будут палить по крепости, рушить ее, может быть им удастся даже проломить стены, которые до поры до времени защищают нас. Вот тогда-то и должны мы выступить сами и защищать стены, так же как они защищали нас. Пусть неприятель, карабкаясь на стены, у каждой бреши натолкнется на нас. Мы никогда не позволим выхватить из наших рук судьбу венгерцев!
– Никогда! Нет, нет, не позволим! – закричали все, вскочив с мест.
– Спасибо, что вы пришли в Эгер, – продолжал Добо. – Спасибо, что вы принесли свои сабли и сердца для защиты отечества. Во мне окрепло чувство, что Господь простер свою длань над Эгерской крепостью и говорит орде басурман: «Дальше ни шагу!» Пусть это чувство воодушевляет и вас, и тогда я буду твердо уверен, что мы за этим столом весело отпразднуем торжество победы.
– Да будет так! – закричали офицеры и чокнулись серебряными и оловянными кубками.
Вслед за Добо встал Петё. Движения его, как всегда, были порывисты. Он поднялся, улыбнувшись, заглянул в свой кубок, потом лицо его посуровело.
Оглянулся Петё налево, направо и, подкрутив усы, заговорил:
– Наш капитан Мекчеи верит в Добо и Борнемиссу. Добо и Борнемисса верят в нас и в стены твердыни. Теперь я скажу, во что я верю.
– Слушаем, слушаем!
– Нынче в числе прочих крепостей пали две могучие твердыни: Темешвар и Солнок…
– И Веспрем.
– В Веспреме не было людей. А почему