глаза – тёмные, цвета переспелой вишни – смотрят прямо на него, с просьбой. О чём? О любви, подумалось Витольду.
И с этого момента он взял череду зыбких совпадений в свои руки и направился к незнакомке тем достойным и неспешным шагом, с тем почтительным и открытым выражением лица, которые и раньше помогали ему наладить первый контакт – неважно с кем: женщиной, начальником, собакой – срабатывало всегда. Тем более что Василиса находилась в тёмном периоде своей неустроенной жизни, когда всё старое потихонечку обрушилось, а нового не наросло. И тут – он, спокойный, уверенный, почтительный, в Русском музее. Это судьба.
А потом наступила жизнь. И Витольду стало понятно, что он не разглядел и не разобрался. Он просто обманулся, принял одно за другое. Возникла обида: на Русский музей, на Майоля с его фривольными – да, да, фривольными! – сюжетами, на весь мир, который подтолкнул его к опрометчивому выбору. Да ещё подкинув в довесок этого ужасного мальчишку! Супруги всё чаще ссорились, но последнее слово всегда оставалось за Василисой. Она припечатывала что-нибудь жгуче обидное и, чтобы не слышать гневных слов в ответ, гордо удалялась в детскую, где стояла двухъярусная кроватка, в которой наверху спал Гриня, а внизу должна была лежать малышка, но почти не лежала. Её беспрерывно укачивали в коляске, ведь Нулечка была ужасной плаксой.
Крысы
Не найдя с пасынком общего языка, Витус решил проявить характер. Да вот попробуй проявить характер, которого нет! Значит, что-то всё-таки проявиться должно – вместо характера. Это были вспышки. Тревоги, гнева, раздражения, злости, отвращения. Вспышки – им так положено – случались внезапно, подчас без всякой видимой связи с побудительными причинами. Они усугублялись ещё и тем, что Лиса редко брала сторону мужа, она защищала сына. Не потому, что Гриня был прав, а просто потому, что это был её сын, и в нападках на него она просматривала критику в свой адрес. А вот уж чего Лиса не выносила, так это критики в свой адрес. То есть никогда и ни от кого. Тем более от этого, без году неделя, истерика и бракодела. Да, да, дошло до того, что ему ставилось в вину рождение девочек! В противовес мужественной фигуре Сандро, награждающего своих спутниц незаурядными и красивыми пацанами.
– Засранцами! – кричал Витус. Он теперь с полуоборота начинал кричать. – Сопливыми зассунами!
– Не смей оскорблять моего сына, – холодно парировала Лиса в присутствии Грини. И добавляла, уходя на кухню: «Тебе только девчонок воспитывать, псих ненормальный!»
Когда жены не было рядом, Витольд отыгрывался на мальчике за брошенную семью, за унизительный запрет на дочерей, за все неверные решения, которые его вынудили принять. Если бы не дочурка – Нина, Нинуля – не задумываясь, вернулся бы обратно. Вымолил бы прощение, терпел бы всю жизнь упрёки, лишь бы избавиться от этого кошмарного мальчишки. Но обратного пути не было,