улыбнулся и Владимир.
Через минуту старшина продолжил регистрацию, словно ничего не произошло.
Владимиру было и весело, как от щекотки, и тоскливо. «Будешь с людьми церемониться, – всем навредишь!» – вспомнил он наставление подполковника Семёнова. Всё, конечно, правильно, только зачем именно ему, Владимиру Журавлёву, надо в этом участвовать. По уму, вроде, всё выходило правильно, а с другой стороны – хоть волком вой. На фронт, на фронт надо проситься! Завтра опять рапорт напишу, отчаянно решил он, оно, глядишь, как-нибудь получится.
Иван
На другой день, перебирая карточки вновь прибывших переселенцев, не представляющих никакой угрозы для советской власти, что было совершенно очевидно, Владимиру опять стали приходить на ум те самые мысли. Раньше он их стыдился и старался гнать, почитая за «всякий мусор». Однако, очевидно, никогда раньше жизнь его не сталкивала так тесно с чужими трагедиями, в которых он теперь участвовал даже не просто, как зритель, а теперь как действующее лицо и причина. Теперь приходилось дать самому себе какой-нибудь ответ. Иначе… А что, собственно, иначе? Владимир как всегда попытался заставить себя не думать на эту тему. На этот раз почему-то не получалось.
Зачем эти несчастные люди здесь? Неужели для изготовления ружейных прикладов надо отрывать людей от дома, обрекать на полуголодное существование? Хотя, с другой стороны, кому же ещё эту «ружболванку» делать? Разве согласится кто-нибудь сейчас бросить дом родной, чтобы в смутное военное время приехать сюда в тайгу на лесоразработки. Как ещё людей заставить делать то, что необходимо всей стране? Много людишек несознательных, не понимающих государственных интересов. Мелюзга и сявки. На словах то все любят Родину, а как до дела коснётся, так на соседа кивнуть норовят. Конечно же, оправдывался Владимир, любому маленькому человеку не виден высший государственный смысл. Да, конечно, тяжело, люди гибнут. Однако попробуем по-простому рассудить. Зачем товарищу Сталину обрекать на муки стольких людей? Он же не злодей какой-нибудь, чтобы просто так разменивать чужие жизни. Скорее всего, нет сейчас другого выхода. Это же совершенно очевидно. Стране, истекающей кровью в тяжелейшей войне, нужны винтовки. И каждый должен выполнять свой долг перед Родиной на том месте, куда его определили партия и правительство. Поэтому нужны суровые меры. Иначе в войне не победить. Всё тут совершенно логично и правильно заключил он решительно. И почти успокоился, на душе полегчало, но не надолго.
«Изольда Браун, 18 лет, номер Б-3248» прочитал он на очередной карточке. Он вспомнил, с каким отчаянным презрением эта девчушка глядела на охранников после того, как запустила валенком в старшину. От этого опять что-то двинулось в душе. Словно давно знакомый приступ зубной боли накатил. Эта «Изольда Браун, номер Б-3248», она здесь в зоне явно для лесоповала не приспособлена. Её то зачем сюда? Много ли она здесь наработает на сорокоградусном морозе? Погибнет она здесь скоро. И что? Государственным интересам от этого ни жарко, ни