не заводила их в мой кабинет. В кабинете у меня висели три больших картины, нарисованных маслом квадратиками, что придавало картине эффект мозаики. На них я изобразил "просыпающуюся Лену": Лена лежит на левом боку и её длинные волосы свисают с кровати и как продолжение лежат на полу, правое плечо обнажено, а ниже она укрыта простыней; затем Лена лежит на спине с закинутой правой рукой за голову, волосы и часть простыни тоже лежат на полу, левая стройная ножка Лены обнажена и слегка согнута в колене. На обоих картинах глаза у Лены ещё закрыты. На третьей картине Лена потягивается, глаза её скошены на меня, она улыбается, волосы по полу размётаны, а прикрыты простынёй только грудь и бёдра. Вообще-то Ленка лежала совсем голая, но я, готовясь отнести картины к себе в кабинет, накинул на жену простыню – для рисунка.
Перед тем как рисовать её, я сделал три фотки, с помощью которых позднее получился этот, так сказать, триптих. Но рисовал я картины втайне от Лены, чтобы когда-нибудь сделать ей подарок. Ну, хотя бы на 8 марта или на день Святого Валентина.
Готовые картины, к которым были подобраны своеобразные рамы, я повесил в своём кабинете до того дня, когда они перейдут к жене. Это также был один из вариантов подарка ей к 20-летию.
Мой же кабинет, как и кабинет Стаса, был дизайнирован таким образом, чтобы гости нашего бюро могли видеть, как можно представить интерьеры рабочих помещений и всевозможных студий. Это было сделано в качестве ненавязчивой рекламы для потенциальных клиентов. Дизайном помещений занимался подрабатывающий у нас выпускник нашего же вуза. И эти картины вписывались в современный интерьер как нельзя лучше.
Один из японцев спросил у меня, за сколько долларов он может купить у меня триптих. Ольга Александровна тихо за спиной у меня по-русски сказала, что этот мистер-сан как только увидел картины, так всё ждал, когда я приду. Вот как! Я также тихо спросил, сказала ли она, что это портрет моей жены. Ольга покачала головой: нет, она не знала, как я отнесусь к этому.
Я, продолжая улыбаться, начал объяснять японцу, что картины не продаются, что на них изображена моя жена. Да, понимаю – японец начал кланяться – но, может быть за пятьдесят тысяч… Я обалдел! Пятьдесят тысяч? Долларов или рублей?… Евро… Я посмотрел на Стаса: слышал ли он? Стас сидел в своём инвалидном кресле, внимательно слушая, о чем я говорю с японцами. Но он просто с любопытством смотрел на меня: картины мои, слово за мной. Каким было финансовое положение нашего бюро на данный момент – я представлял себе не очень ясно, я в последнее время не интересовался этим, большую часть времени посвящая работе и учебе в институте. Денег, которые я получал от института плюс стипендия Лены, плюс то, что она подрабатывала фотомоделью и санитаркой в больнице – нам этого хватало на проживание. Деньги же, перечисляемые мне на счет от бюро, уходили на погашение кредитов.
Несколько растерявшись от предложения японца и не зная, что делать, я брякнул первое, что пришло в голову: у нас вопросы продаж решает директор, т.е. мистер Станислав Тишинский-сан. Обратитесь пожалуйста, к нему. Японец