через Хатангу) отвергнут им тоже путём подмены понятия: Хатанга названа местом назначения.
Тем более, нельзя принимать один вариант потому лишь, что отвергнут другой. (А если есть иные, неучтенные автором, варианты? А если оба невозможны?) И даже не поставлен вопрос: возможно ли в то время было такое плаванье в принципе? (Где, к примеру, пополняли запасы?) Вместо этого заявлено, что поскольку одни поморы достигали Енисея, значит, другие поморы могли огибать мыс Челюскин, а потому третьи в самом деле его обогнули.
Как можно было такую бессмыслицу напечатать? Почему никто не указал на неё автору? Оказывается, всё можно и никто не возразит, если ответ на всё вопросы заранее задан политически. И Долгих прямо его сформулировал:
«После находок на о. Фаддея и на берегу залива Симса приоритет русских мореплавателей в открытии и использовании Северного морского пути можно считать окончательно установленным». Надо изменить и представление о развитии коренных народов, которые, оказывается, «ещё до официального присоединения их территорий к Российскому государству были в сфере влияния передовой русской культуры и экономики» (с. 226).
Словом, раз так нужно нам, значит, так и было у них.
Снова простим автору, этнографу, незнание морской истории: без захода в порты такое плавание никогда не было возможно, а в те годы никто из европейской России давно не мог даже обогнуть Ямал (поморам пришлось освоить очень трудный и маломощный Ямальский волок – см. Очерк 1).
Но как он мог забыть им же описанные сибирские вещи и жительницу Сибири? Очень просто: там Долгих доказывал одно (вот они, наши сибиряки!), а тут другое (вот она, великая Россия!) Каждый довод призван работать здесь и сейчас, а затем о нём можно и нужно забыть. Это – логика мифа, а не науки, что давно и основательно описано мифологами.
Увы, такой уровень обсуждения таймырских находок стал нормой. Впрочем, не следует во всем винить этнографа – другие, даже историки флота, писали в те годы ничуть не лучше. Его текст, полный противоречий и прямых ошибок, как историко-географических, так и логических, казалось бы, можно только забыть, однако он сразу же был востребован и принят.
Надо понять: шла война, патриотический настрой был общим, а того главного довода, который прямо опроверг идею северного пути (на кочах везли много пушнины), еще не было. Довод появился только в 1945 году, и оба (Долгих и Косой), к их чести, никогда больше на данную тему не выступали (хотя оба, бывший ссыльный Долгих и «безродный космополит», нуждались в укреплении своего шаткого положения). Их, однако, никто и не спрашивал.
Вскоре вышла книжка о Семёне Дежнёве [Белов, 1948], где в обстоятельной вводной главе версия северного пути ПСФ приведена как факт и, что хуже, начисто опущена вся история освоения бассейна Хатанги, поскольку она несовместима с данной версией. А ведь сам Белов эту историю и разрабатывал.
Но то, что мы видим у Долгих, Белова и других ранних авторов, были всего лишь детские игры, всерьёз за дело