с которым я соревновалась, обладал, по всему, способностью быстрого чтения, – я же в свои четырнадцать лет понуждалась к работе поистине каторжной, – никогда мне не приходилось прочитывать по сотне страниц в день (я устанавливала себе норму, исходя из времени отсутствия книги на полке), и если бы не пробудившийся вдруг интерес к литературе такого рода, то мой проигрыш был бы неминуем. Очень быстро я поняла: тот человек наверстывал упущенное, – жадность, с которой глотались книги, превосходила разумный аппетит, – но только теперь мне приоткрылась истина в последней инстанции: любовь продуктивна во всех своих ипостасях. Низвергался поток! Горная река в период таяния снега! Историки, философы и поэты смешивали в наших головах времена и события, возводя пропилеи перед дверью в храм независимой мысли. Говорю – «наших», потому что именно так и думала – еще тогда. Митька по малолетству, а бабушка Соня ввиду «старого закала» и пуританских наклонностей, возможно, полагали, что Папочка наш ведет жизнь аскета, все силы своей души отдавая семье и работе. После смерти мамы прошло еще так мало времени, что Папа, может быть, думали они, живет лишь в раю своих воспоминаний. Но я сказала – «наших»: и тем как бы заключила некий союз, договор о совместном владении, – почувствовала опасность и включила соперницу (трудно поверить, но я отчетливо слышала ее запах – от Папы, когда он приходил после «ночного дежурства» или «местной командировки»: это не было запахом парфюмерии – аромат таил в себе загадку, отсылая к источнику явно животного происхождения – так младенцы пахнут молоком, а, вероятно, дельфины – морской капустой) – будто взяла ее за руку и ввела в дом, втайне от всех, и поселила в библиотеке. И она перестала быть соперницей и даже обрела смутный образ желанной подруги, и по прошествии недолгого времени я готова была сказать Папе, что не стану на его пути, если он захочет претворить свою «модель потребного будущего» (я не сомневалась в ее существовании: ведь каждый человек – это всегда «проект самого себя»), не отодвигая сроков ее претворения в действительность слишком уж далеко вперед. Но и торопить события я не намеревалась. В мечтах неизмеримо больше сладости, чем в обладании, во сне мы переживаем чувства, недоступные в реальности. Я пыталась представить себе ее внешний облик, пользуясь нехитрыми средствами из арсенала Шерлока Холмса. Метод индукции я дополнила осторожным инспектированием папиных карманов и скоро выяснила: шатенка среднего роста, легкая на ногу (последнее мне поведали туфельки, однажды принесенные Папой в починку; сам процесс ее он предусмотрительно скрыл от нас, но пара сношенных набоек, забытая в коридоре на верстаке, кое-что рассказала). Я примерила к воображенной статуарности удлиненный овал лица, а формы носа и губ извлекла из набора возможных методом Монте-Карло. Когда этот незатейливый фоторобот был в основном готов, я с удивлением обнаружила: она похожа на маму! А поразмыслив, решила,
