опять улыбнулся, Нектшепсут даже увидела заостренные клыки под бинтами. Он сложил руки на груди крестом, лицо его слилось с саваном, и фантомное изображение начало исчезать.
– Не бойся, – Атет совсем исчез, растворившись в своем теле. Его слова были так сладки слуху, что Нектшепсут на какое-то время охватило теплое ощущение безопасности.
Она почувствовала как пропало тепло, как исчезла сила, затягивающая ее внутрь. Выпрямившись, она боязливо оглядывала тело мертвеца еще несколько долгих минут.
Почему я говорила с ним? – спросила она у себя и окинула взглядом пустоты погребальной камеры. Некоторое время ей понадобилось, чтобы прийти в чувства, вспомнить как она попала в гробницу и как, собственно, выбраться наружу.
Жарким солнечным днем Нектшепсут возвращалась домой из города по давно знакомому ей извилистому пути в ущелье, но впервые за множество долгих лет, как она ходила одной и той же дорогой, что-то поманило ее в сторону. Сильная буря, разбушевавшаяся прошлой ночью открыла незапечатанный проход в усыпальницу Атета, каким-то чудом уцелевшую от разрушителей – захватчиков богатств, отправляемых вслед за умершим в иной мир. Расхитители обычно забирались в гробницы вытаскивали тела, продавали их, кто-то делал из затвердевших костей поделки и сбывал их на рынке, иные даже толокли из останков лекарства. Когда гробница оставалась полностью пустой, разбойники зачастую оставались в ней жить. Когда-то так же поступила и Нектшепсут.
Мир, в котором она жила, был весьма необычным, но и в нем, в жестоком и безрассудном, она видела особенную красоту. Большая часть земель на которых еще могли существовать живые, была покрыта песками, почему-то именно в пустынях уровень страшной отравы в воздухе оказался минимальным, весьма пригодным для жизни при соблюдении нескольких правил: выходя из тоннелей, вырезанных в скалах, из гробниц и храмов, где воздух был закупорен каждое живое существо должно было надевать очистительную маску. Кому хватало возможности и денег, тот приобретал еще и костюм, что сохранял кожу от отравляющего действия атмосферы. Потому легко можно было узнать бедняка или того, кто хоть раз в своей жизни оказывался вне оазиса без брони: не проходящие ожоги покрывали все тело, в первую очередь сжигая спины.
Безопасно было только в «оазисах» – так назывались немногие части света, где человеческие (и не только) существа могли дышать без сковывающих масок. Говорили, что фараон и его божественная царица живут в огромном оазисе, где отстроен их величественный дворец вместе с храмовым комплексом. Но Нектшепсут, находясь в столь далеких от иллюзорного счастья землях, где жили только мертвые, полумертвые или грабители, слабо верила в сказочные рассказы о великолепной жизни где-то за горизонтом.
Границы между египетской и римской мифологией и жизнью в классическом восприятии были стерты: одни переняли привычки других, государственный строй и языки совмещали в себе частицы и той, и другой культуры. Но для существ этого мира никогда не существовало ничего другого, в объединенной культуре