не за что тебя прощать. Тебе жить с твоими грехами, меня они никак не касаются.
Патриция была права в том, что интуитивно чувствовала в нём угрозу. Те, кто насиловал мою жену, мало чем отличались от него. В моей душе всколыхнулась невыносимая горечь.
– Вы осуждаете меня, Эрнесто?
Я не ответил.
– Повторяю, она сама меня хотела, иначе бы я не притронулся к ней.
Поставив недопитую чашу с вином на стол, я отвернулся от него, смотря на огонь.
Он поднялся, подошёл ко мне и встал передо мной на колени.
– Сколько раз говорить тебе, не унижайся! – вскочил с кресла, но он задержал меня, обняв за ноги с такой силой, что я не смог сдвинуться с места.
Беззвучные рыдания сотрясали его. Если бы нас кто-то увидел, мне бы пришлось его убить, чтобы смыть этот позор.
– Амато, опомнись!
– Ты единственный можешь простить меня, Эрнесто! – впервые он обратился ко мне, как равный.
– Тебе нужна исповедь, Бог прощает!
– Он есть в тебе, я знаю. Для меня нет человека дороже, и если ты не простишь меня, лучше убей.
Нет ничего на свете страшнее мужских слёз. Особенно если это человек подобный Амато. Такого я ещё никогда не видел! Это была не скупая слеза, а взорвавшийся Везувий. Казалось, если бы боль имела физическую силу, то разорвала бы его на части.
– Прости меня, мой господин! Только ты один!
Мою душу выворачивали наизнанку противоречивые чувства: хотелось его оттолкнуть, ударить, прогнать, в одно и то же время я испытывал к нему сострадание, презрение, стыд и сильнейшую привязанность, схожую с любовью, всё смешалось внутри так, что и не разберёшь.
– Отпусти меня! – я расцепил его ослабшие руки.
– Я убью себя, если ты сейчас уйдёшь! – он вытащил нож и поднял на меня решительный взгляд.
– Не уйду, но ты должен взять себя в руки. Подобных сцен я больше не потерплю!
– Клянусь, что больше ни к кому не притронусь, если ты простишь и не прогонишь меня прочь, как паршивого пса.
– Хорошо, я прощаю тебя и больше никогда не вспомню об этом, при одном условии… Ты пойдёшь к ней и попросишь прощения, посмотришь ей в глаза и постараешься компенсировать нанесённый ущерб.
– Я сделаю, как ты хочешь, – он словно окаменел, всё ещё продолжая стоять на коленях. Потом с трудом поднялся, словно все силы покинули его и, подойдя к двери, за которой скрылась девушка, тихо постучал, так, словно каждое движение давалось ему с неимоверными усилиями.
В двери щёлкнула задвижка. Она впустила его к себе. Что было дальше, осталось для меня неизвестным. Думаю, он всё-таки выполнил наложенную на него епитимью. Мы больше никогда не говорили с ним об этом, стараясь вычеркнуть из памяти всё, что произошло той ночью.
С рассветом мы отправились в путь. Амато был молчалив и угрюм. Покидая гостеприимный дом, он даже ни разу не оглянулся. Дочь хозяйки тоже не появилась, чтобы нас проводить. Я щедро расплатился