день зимы, удивительно точно отражая мое внутреннее состояние, дышал пронзительным ветром, смешанным с невероятно острыми частичками льда. Они настолько больно впивались в оголенные участки кожи, что, казалось, вокруг были развеянные кусочки стекла вперемешку с обыкновенным снегом. Уже темнело, и лучи вспыхнувших фонарей с трудом пробивались сквозь белую пелену, невольно превращая весь мир в театр теней. Темные силуэты людей напоминали безликих призраков, спешащих куда-то сквозь парализованное пространство и время. Я остался частью этого холодного спектакля даже после того, как перешагнул порог сонной квартиры. Казалось, вместе со мной в нее ворвались ветер и снег, наполнив и без того гнетущую атмосферу каким-то тоскливым одиночеством.
Интуитивно стараясь не шуметь, я осторожно проскользнул в приоткрытую дверь своей комнаты. Быстро натянув теплый свитер поверх школьной рубашки, я бросил сумку с учебниками на компьютерное кресло и на цыпочках вышел в коридор, снова надевая пальто. Все эти действия были безумно привычными. Но что-то было неуловимо «не так». Я чувствовал это, но не мог объяснить, что именно, и поэтому старался поскорее исчезнуть из дома. С некоторым облегчением я повернул ключ в дверном замке, но тут же замер на месте.
– К… куда-то собрался? – медленно произнес голос, который я хотел услышать сейчас меньше всего.
Отец появился за моей спиной внезапно. Он с трудом держался на ногах, стоя в эпицентре темно-красного пламени, бушующего вокруг. То, что отец напился, было очевидно. Причины я не знал, но последствия для меня могли быть не самыми приятными. Он пил очень редко, но такие дни оборачивались настоящим кошмаром. Я отступил еще на шаг назад, судорожно нащупывая за спиной ключ, который надо было еще раз повернуть в замке, чтобы дверь открылась.
– Нам с тобой… с тобой надо… поговорить… – запинаясь на каждом слове, невнятно произнес отец.
Вместо ответа я опустил глаза, даже не предполагая, в какую ярость это приведет отца. Он сжал кулаки, а фонтан из алых брызг, вспыхнувших вокруг него, обжег меня своим сиянием. Зрелище завораживало, парализуя своей пугающей красотой.
– Смотри на меня! – закричал отец, наполняя воздух тяжелыми словами. – Смотри на меня, идиот. Смотри, как смотрел тогда, в детстве!
Я застыл на месте, побледнев, но продолжил изучать свои кроссовки, борясь с непреодолимым желанием закрыть уши руками, чтобы хоть как-нибудь защититься от неминуемой катастрофы. Я ждал чего угодно: криков, ударов, но отец вдруг на секунду замолчал, а потом из его глаз вдруг потекли слезы. Мощное пламя в одно мгновение погасло, и сам отец как будто внезапно уменьшился в размерах. Он вытер слезы резкими и неловкими движениями, а потом заговорил шепотом, постепенно снова срываясь на крик:
– Анну… Ты любишь Анну? Я любил. Любил больше жизни! А она… она нас бросила… Меня бросила! Зачем она оставила мне тебя? Мне нужна была она, а не ты! Какой я тебе отец? Скажи, ты ведь меня не любишь? А ее… ее ты любишь? Говори!!! – Он схватил меня за ворот пальто, заставляя поднять глаза.
Я