хотел меня догнать, но я мысленно приказал ему идти сзади. Наверно, я слишком долго бежал, потому что у меня не осталось сил на то, чтобы думать о разговоре с отцом, о смерти и о маме. Еще десять минут назад я отчаянно пытался скрыться от этих мыслей, разрывающих мою голову на части. Тогда мне казалось, что я никогда не убегу от них, но теперь слезы вдруг кончились, кончились и мысли. Осталась только тупая боль. Точнее, это была даже не боль, а бесконечная пустота в груди, которую невозможно было выплакать даже самыми горькими слезами. Она всегда незримо преследовала меня, но я не давал ей проникнуть внутрь. Последний раз она смогла коснуться меня именно в тот день, когда умерла мама. Я ведь тоже тогда чуть не умер, но все же остался жить.
А сейчас я просто хотел исчезнуть. Исчезнуть или вообще никогда не рождаться, ведь если кого-то не существует, ему не может быть пусто, больно или страшно.
Свернув к первому попавшемуся подъезду, я решительно поднялся по обледеневшим ступенькам и дернул железную дверь, но она даже не скрипнула. Я сжал зубы и бросил разочарованный взгляд на Фаллена, словно он был виноват в том, что дверь не открылась. Нет, в тот момент я не подумал о том, что все против меня, а с холодной уверенностью сжал ручку и решительно потянул дверь на себя, мысленно приказывая ей открыться. Пиликнул домофон, и на маленьком экранчике высветилось красное слово ERROR. Дверь тихо скрипнула и открылась, пропуская меня в незнакомый подъезд.
Запахло теплом и известкой, и я несколько раз глубоко вдохнул, наслаждаясь новым сочетание ощущений. Когда тяжелая дверь за моей спиной захлопнулась, весь первый этаж погрузился в сумерки. Бледно-персиковые стены мгновенно посерели, а почтовые ящики строго посмотрели на нас с Фалленом, открыв черные вытянутые рты. Я отвернулся от них и поднялся по обшарпанным ступенями к маленькому старому лифту. Он стоял, освещая пространство перед собой ярко-белым светом лампочки, отражающейся в его внутренних потрескавшихся зеркалах. Каждые десять секунд скрипучие дверки резко закрывались, а потом, издавая глухой звук, разъезжались снова, выпуская наружу узкую полоску света. Не только лифт, но и весь подъезд казался каким-то пугающе-сломанным.
Быстро поднимаясь на полуосвещенные этажи, я словно убегал от собственных теней. Тысячи меня, ускользая далеко вперед или оставаясь сзади, бежали по одиноким стенам мелькающими силуэтами. Наконец, я оказался на самом верху и окинул взволнованным взглядом мрачную лестничную клетку девятого этажа. Дальше идти было некуда.
Тяжело вздохнув, я поднял глаза. На почерневшем от времени потолке виднелась небольшая дверь. Она находилась почти в самом углу, прячась за погнутой решеткой. Ни минуты не раздумывая, я поднялся по железным ступенькам и осторожно толкнул ее, совершенно не надеясь на то, что она откроется, но, скрипнув, дверь поддалась удивительно легко, освобождая мне проход на крышу.
За спиной остался мигающий свет неприветливого подъезда, но я уже не смотрел назад, осторожно наступая на снег, ведущий куда-то в темноту. Здесь, на одинокой