и долина пришла в упадок… На моё счастье – моё и других таких же бирюков, как я».
Впрочем – на счастье ли? Да, нелюдимые жители Миген обитали в подзапущенных, но роскошных домах, о каких не могли бы и мечтать в шумных Ликенах, и были довольны своим относительным одиночеством. Однако, если хорошенько подумать, именно привычка к затворничеству сыграла с Хорсой самую злую шутку в его жизни.
Талис побежал вперёд, распахнул дверь, и было слышно, как он радостно сообщает:
– Хорса вернулся! А с ним женщина, красивая такая, её Алайей звать, она ведьма!
В передней, у открытого окна, сидел пожилой человек с изрезанным морщинами загорелым лицом, жилистый и сгорбленный. На лавке около него лежали верёвки, из которых он сооружал силки, а к лавке был прислонён костыль.
– Я пойду скажу Хвилле! – заявил Талис и исчез в глубине дома.
Окинув Алайю пристальным взглядом, старик проворчал:
– Плохая шутка, если это шутка. Как будто нам одной ведьмы мало. Чем ты занимаешься, девочка?
– Обычно – лечу…
– А, это другое дело. Где же ты её раздобыл, парень?
– Меня собирались казнить, – ответила Алайя вместо Хорсы. – А он заступился за меня…
– Ты остановил казнь? – поразился старик. – Клянусь дальними кострами, Хорса, ты сумасшедший! Вмешаться в гипарейский суд, защитить ведьму и уйти живым… Нам теперь как – ждать жрецов Солнца с храмовой стражей?
– Этого ворчуна зовут Хирин, – сказал Хорса девушке. – Не беспокойся, старина. Не было там никакого суда. Те, кто пытался расправиться с Алайей, сами преступили закон и не смогут прибегнуть к его помощи, чтобы найти её или меня. Да и всё равно никто в Ликенах не знает, где я живу.
– Нет, Хорса, ты всё-таки безумец. Но знаешь, что я тебе скажу? Жаль, что я в своё время не был таким, как ты…
В эту минуту из внутренних покоев вышла, неловко ступая, девушка чуть больше двадцати лет. Она была беременна. На лице её лежала печать слабоумия.
Алайя поглядела на её живот – и к ней вспышкой пришло нежданное, как всегда, откровение. Знание возникло само собой, словно всплыло из памяти, и было это знание столь отвратительно, что Алайя с трудом сдержала возглас.
– А это Карнайя, моя сестра, – сказал Хорса. – Она умалишённая. Двое бродяг изнасиловали её в лесу…
Голос у него был ровный, но врать Хорса не умел. И, хотя в его словах не было прямой лжи, только недосказанность, сам он думал об этом как об обмане – и глаза выдавали его.
– Ещё с нами живёт Хвилла. Тоже своего рода ведьма…
– Пророчица, парень, она пророчица! – перебил Хирин.
Между тем Карнайя шагнула к Хорсе. Бесцветная улыбка её стала шире.
– Брат, ты вернулся! Мы тут по тебе соскучились. Ну как, заработал много денег?
– Конечно, сестрёнка, – ответил Хорса, сглотнув комок. Раньше Карнайя, бывало, отвечала осознанно, но со временем всё чаще и чаще уходила мыслями в прошлое. Нападение на Кидрон исчезло из её памяти, словно лист, сорванный ветром с высыхающей ветви.
– А ленту ты мне купил?
Хорса