не поручал ли ему кто-нибудь чего-нибудь. В смысле, здесь, в Краснодаре. Ежели правильно организовать вопрос, обязательно проговорится!
– Ну… я не знаю… справлюсь ли… Как же я, против любимой советской власти?
– Да, понарошку! Как в театре, понятно? Вы же в юности в любительском театре играли!
– Играл… шаги за сценой и третьего могильщика. Без речей, как говорится.
– Неважно! Все равно, вы – артист! – польстил павшему духом агенту капитан.
– Ну… я не знаю… справлюсь ли…
– Справитесь! – с нехорошей улыбкой заверил Афиногенов, – Торопиться не надо, будете сидеть в камере, пока не выдадите на гора результат.
Доцент был щупл телом, но остр умом, а потому догадался, что, буде он запорет задание, то появятся реальные шансы остаться в тюрьме надолго.
– Я согласен! – тяжело вздохнул он.
– Вот и чудненько, вот и отличненько! – поощрительно похлопал его по плечу капитан, – Завтра и начнем операцию! Да, забыл совсем: перед помещением в камеру нам надо будет слегка набить вам морду… то-есть, лицо. Для пущей убедительности.
– А без этого нельзя? – тоскливо скривился Черный Лев.
– Нельзя. Да вы не бойтесь, я вас бить буду лично, – капитан предъявил ядреный шишковатый кулак, – Аккуратно, но сильно! Ха-ха!
Увидев ужас и отчаяние на лице секретного агента, Афиногенов торопливо добавил:
– А мы вам за это путевку в санаторий выхлопочем! В любой!
– В любой?! Тогда, пожалуйста, в урологический!
– Что, почки? – посочувствовал Афиногенов.
Чернозадов промолчал, ибо его мужская проблема была слишком деликатной, чтобы обсуждать её с куратором.
Капитан встал.
– Так, теперь, давайте, порепетируем!
Доцент испуганно прикрыл лицо ладошками.
– Да нет, вы не поняли! – с досадой скривился «режиссер-постановщик», – Порепетируем ваш вход в камеру!
Держа агента за шиворот, он распахнул дверь в другую комнату и втолкнул туда Черного Льва, после чего дверь захлопнул.
– Сатрапы, – неуверенно вякнул Чернозадов, – Это… Жандармы! Суки!
– Не верю! – безапелляционно заявил Афиногенов, – Мало экспрессии! Давайте ещё раз. И слово «суки» не говорите, это блатное выражение, а вы же политический!
Пролетев сквозь дверной проем вторично, исполнитель главной (и единственной!) роли в этом спектакле злобно завопил:
– Гады! Гэбня поганая!
– Вот, уже лучше, – похвалил его капитан, – Только, слово «гэбня» не надо.
– Почему? – удивился начавший, наконец, усваивать концепцию образа агент-артист.
– Оно обидное…
Через какие-нибудь сорок минут Афиногенов был удовлетворен.
– Верю! На этом и остановимся. Репетиция окончена! Значит, завтра мы за вами с утречка приедем, и, типа, арестуем, чтоб все видели.
– И обыск будет? – настороженно