с великовозрастными гуманитариями из богоспасаемой российской провинции. И я огребал по полной – за себя и за всё моё никчёмное унылое племя.
Единственные джинсы замахрились внизу до состояния корпии, кепке сравнялся пятый год. Медленно, но верно я превращался в драное угрёбище. А встречают у нас по одёжке. И уж коли я на что-то претендовал, то просто обязан был ежели не излучать сраный успех, то хотя бы симулировать успешность, иначе быть мне слитым в девятнадцатимиллионную армию российских нищих. По-хорошему, мне нужен был небольшой кредит – на какие-нибудь шмотки. Я уж не говорю про смартфон. Но безработным кредитов не дают.
Максик смотрел на меня зелёными марсианскими глазами и давал понять, что одноразовое питание такому хорошему коту никак не подходит. В октябре я понял, что больше так продолжаться не может. Внутренне извиваясь, попросил у матери пятьсот рублей, поучаствовал в суетной клоунаде, именуемой медосмотром, и в три дня трудоустроился в первый попавшийся ЖЭУ. Кем? А вы как думаете? Дворником, конечно. Дворники всегда нужны – скверно одетые, безграмотные, с лёгким клиническим прибабахом в голове – да какие угодно. От дворника требуется лишь посильная трезвость и умение вставать в семь утра.
Первое давалось мне без труда. Второе – с грехом пополам. Но, схватив первый штраф за опоздание, я всё же вынужден был подчиниться дрессировке. Кошка под хвостом и горчицу лижет. Понятное дело, добровольно и с песней.
Квартальчик мне достался тихий, двухэтажный, с берёзами и сиренью. Скоро я научился вязать мётлы из карагача, обкусывать садовыми ножницами тонкие кленовые поросли и выносить крупногабаритный чужой хлам из подвалов и чердаков, дыша пылью с голубиным дерьмом пополам.
Стояло прощальное осеннее тепло – сухое, янтарное, подёрнутое летучей паутиной. Я продирал граблями палисадники, сгребал в кучи шумную листву и вывозил её со двора в большой картонной коробке, найденной возле помойки. А чтобы совсем не отупеть, читал себе на память стихи Саши Чёрного. Я был безукоризненно вежлив со всеми вокруг и как никогда следил за речью. Первым делом узнал отчества всех наших пожилых дворничих и подъездных уборщиц. Меня воротило с привычки нашей директрисы, свежей сорокалетней бабы с педагогическим голосом, говорить всем подчинённым «ты» и называть «девочками» даже тех, кто годился ей в матери.
Скоро меня прозвали «самым интелли-ентным дворником на свете». Бабушки у подъездов любили поплакаться в мою оранжевую жилетку на дороговизну и соседей-пьяниц, мамаши с колясками и собачники первыми здоровались со мною. Обласканный нехитрой квартальной любовью, я был кроток и светел, как буддистский святой. В сущности, я ведь неплохой парень. Люблю всё хорошее и ненавижу всё плохое. Покупаю еду бездомным кошакам, когда заводится лишняя копейка. Подписываю правозащитные петиции в Интернете, а вчера вот помог старушке дотащить до помойки ведро.
Тихо было на душе, я бы даже сказал – благостно. Бывают такие моменты, когда кажешься