вежливости, джентльменского такта и колоссального обаяния, Никита Сергеевич выказал максимум искренней заинтересованности и уважения к незнакомой девушке, всучившей ему свою руку, можно сказать, поперек его движения.
Пройдя несколько шагов по коридору, мы вошли в полупустую комнату: стол и два стула. Михалков пропустил меня вперед, и я выбрала стул, стоящий поодаль от стола. А он сел напротив, у стола. Снял шапку, небрежно положил ее на пустой стол, закинул ногу на ногу и посмотрел мне в лицо:
– Слушаю Вас. – Его голос прозвучал собранно и строго.
Пришлось максимально сосредоточиться, помня, что у меня есть всего пять минут. Поскольку к этой акции я не готовилась, это был чистой воды экспромт, мозг работал в чрезвычайном режиме. И он меня не подвел. Членораздельно, четко, без слов-паразитов, а главное, без зажима я выдала:
– Никита Сергеевич, я Вас, наверное, не удивлю, если скажу, что я – актриса, закончила два года назад одну из лучших театральных школ страны. В театре пока не работаю, на выпуске у меня был свободный диплом. Снимаюсь худо-бедно, в основном, пока эпизоды. Я все понимаю: нас много, а Вы – один на всех. И все мечтают у Вас сниматься. Не оригинальна и я – тоже очень хочу попасть к вам хотя бы на эпизод. Но я ни о чем не прошу! Остановила Вас в коридоре, сама того не ожидая. Наверное, потому что чувствую нутром: я – инструмент Вашего оркестра. Поверьте, я человек не наглый…
– Так, человек, фотография с собой есть? – более чем добродушным тоном прервал Михалков меня.
– Есть…
– Сейчас пойдете к моей ассистентке, зовут ее Таисия Борисовна. Скажете, что я прошу ее поставить Вас на учет в мою личную картотеку. Я сейчас кино не снимаю и ничего не могу обещать, но… Будет день – будет пища.
– Спасибо! – постаралась я произнести без придыхания.
Теперь Никита Сергеевич протянул мне руку, и я пожала ее крепко, по-мужски. И несколько теплее, чем в первый раз в коридоре. На прощание, уже вполоборота, Михалков сделал жест рукой. Мне показалось, что махнул он мне по-братски. «Будет день – будет пища…»
Эта фраза стала чуть ли не моим кредо. Я поняла ее не буквально, а философски. И вспоминала одинокими вечерами на своих девяти метрах. И твердила ее, как руководство к действию, когда не было работы и нечего было есть. За одну только эту фразу я была благодарна Михалкову навсегда.
Его ассистент по актерам, Таисия Борисовна, к которой я через три минуты постучала в комнату, оказалась невероятной женщиной. Возраст ее было трудно определить, поскольку для нее самой он значения не имел. В крупных роговых очках, с папиросой «Беломор» в зубах. Голос низкий, практически мужской. Подвижная, невысокого роста, с пучком темных, хорошо пробитых не закрашенной сединой волос и усиками, которых не стеснялась. Во всяком случае, она их «носила» с достоинством. И речь особая – энергичная, никаких сю-сю, му-сю.
Она мне дико понравилась. Настоящая киношница. Профи. Для таких кино –