я. – Но те индивиды, которые подвержены наибольшему соблазну, навязанной рыночной парадигмой, своей беспринципностью заражают и одухотворённые сердца. В этих условиях сложно нам, учителям, прививать ученику высокие гуманистические идеалы. Но чтобы там не декларировалось государством, ему это на руку. Зачем ему творцы, когда ему нужнее ограниченные покупатели товаров и услуг. Производить-то не надо, благо, русская земля богата ресурсами, которыми, кстати, в подавляющем большинстве владеет не государство, а кучка паразитов. А государство малодушно позволяет обворовывать себя и народ.
– Мда, – сказал Анатолий Владимирович. Он теперь стоял возле аквариума и стучал по нему мягкими подушечками своих пальцев, чем пугал красочных уродин, которые округлили и без того круглые глаза и активнее задвигали жабрами, пуская крупные пузыри. – Слушая вас, интересная получается картина. Слабовольное государство губит гражданские начала в человеке, педагогика бессильна, а учителя в своих отчётах пишут, что они великолепно справляются с учебным планом, который, кстати, отражает и воспитательную составляющую. Выходит, они лгут?
– Отчасти, да, – жёстко ответил я и посмотрел прямо в глаза директору. – Поймите, учитель, в первую очередь гуманитарий – человек подневольный. Министерство ему диктует свою волю. Если он не согласен с приказами, он либо вынужден искать другую работу, либо проводить на деле свою линию, а на бумаге писать то, что пишут и все.
– Теперь мне ясно, – многозначительно подняв мохнатые брови, сказал директор. – Почему вас потянуло на противоправительственный митинг. И неважно, случайно вы там оказались или нарочно. Муха на расстоянии учует интересующий её предмет.
И опять уставился на синюю разносчицу заразы, которая вновь, стала отчаянно елозить по окну.
– Я предпочёл бы на вашем месте упомянуть не муху, а пчелу, – чуть задетый, возразил я. – Она тоже чует на расстоянии интересующий её предмет. Только предмет этот выглядит гораздо благообразней.
– Какая разница, – недовольно буркнул директор. – Оставьте суждения об уместности применения той или иной метафоры эстетикам. Суть не в этом, а в том, что вы были на митинге.
– Да. Я иногда бываю на митингах, – спокойно сказал я и потёр кроссовкой о кроссовку. – Но только санкционированных властью. Нынешнее посещение было недоразумением. Хотя не премину сказать, если бы правительство действовало в интересах народа, то в любых митингах нужда бы сама собой отпала.
– Как бы там ни было, я объявляю вам выговор, – решил показать бульдожий оскал мой непосредственный начальник. – И постарайтесь в следующий раз не оказаться на подобных акциях, а то, вам обещаю, выговором вы уже не отделаетесь. Всё. Эту тему можно считать закрытой.
– Мне можно идти? – спросил я, вставая.
– Нет, задержитесь ещё на две минуты.
Я покорно сел, про себя радуясь, что пронесло.
Анатолий Владимирович подошёл к своему