не требуется. Мощная ветка под нами даже не прогибается. Этот дуб – как исполин, кажется, его и землетрясение не сломает.
– Ой. Как здорово. Отсюда все как на ладони, да?
Мила уже сидит рядом со мной и бесстрашно болтает ногами, глядя вниз (руки при этом так крепко вцепились в ветку, что пальцы аж побелели).
– Да. Мне тоже нравится, – соглашаюсь я.
– Привык смотреть на всех свысока? А на меня теперь не выйдет! – Мне кажется, или в ее голосе сквозит обида?
Я слегка теряюсь.
– Я скорее привык вообще не смотреть. Ну, то есть… дело не в тебе… но… но.
Я делаю вид, что разглядываю облака – как занимательно. А подружки Милы уже снова взялись за скакалки, но то и дело тревожно задирают голову и смотрят на нас. Еще иногда озираются – если появится учительница, шуму будет…
– Думал, мне слабО залезть, да?
– Не-е. Не думал я так. Просто опасался. Ну, понимаешь…
– Я понятливая. – Теперь Мила говорит с вызовом.
Она повернулась ко мне и изучает меня (что интересного-то?), и я тоже замечаю то, чего не видел раньше. У нее зеленые глаза с коричневыми вкраплениями и светлые, едва заметные веснушки. А волосы не просто русые, а – может, свет так падает? – нежно-золотистые.
– Скоро звонок. Сейчас выйдет учительница, – напоминаю я.
– Заберемся сюда еще?
Она произносит это таким тоном, точно ждет только одного – положительного, ясное дело – ответа. Видя, что я мешкаю, добавляет:
– Тут круто.
Я вдруг вижу ее внизу, на земле, и воздух прорезает дикий крик. Секундный кадр, но этого хватает. Самое страшное, что сцена похожа больше на воспоминание, чем на мимолетную фантазию. От этого по спине пробегают мурашки.
– Я люблю сидеть здесь один. Извини.
Получается угрюмо и резковато. Мила сразу отворачивается, секунду смотрит в никуда, потом бодро произносит:
– Ну ладно.
Мы спускаемся по очереди, я вроде как страхую ее внизу. Весь класс видел нас на дереве, но старшим никто не сказал. Я всегда считал одноклассников трусливыми, но уж никак не подлыми.
VI
– Где ты был? Опять скажешь, что ничего не помнишь? Мам, сводим его к психиатру, а? – с порога выпалила Ирина, не дожидаясь объяснений сына.
Тихон пришел поздно – в пятый уже раз за месяц. В двенадцать лет такие выходки непозволительны, заявила ему мать еще в первый, но – никакого эффекта.
– А я всегда говорила, что его нужно показывать специалистам.
Да неужели?!
Постаравшись проглотить раздражение, ставшее его постоянным спутником, Тихон кинул тяжелый портфель на полку для обуви, где ботинки подростка стояли рядом с туфлями на высоченных каблуках. Туфли отчаявшейся женщины.
Бабушка, как обычно, пришла в гости и, видимо, осталась, поскольку дочь волновалась из-за Тихона. Иногда ему казалось, что она живет с ними, и иллюзия была не из приятных, но – ха! – ее обуви здесь не было, так-то.
– И где