обратился к честной компании:
– Ну что, джентльмены, подпишем Маркони челобитную?
– Я, в общем-то, не против, – осторожно вымолвил комиссар. – Начальник Абинского хвалит…
– Андрюха славный парень, – фамильярно сказала Оля Балиж. – И комсомолец к тому же…
– Тебя как раз и не спрашивают! – оборвал её мастер
– Ладно, пусть живёт, – угрюмо согласился дед.
Капитан быстрым росчерком поставил свою министерскую подпись. Я вежливо поблагодарил всех за оказанное доверие и вышел. Рюмку мне не предложили.
На следующее утро капитан появился в дверях радиорубки. Я как всегда долбил на пишущей машинке. Вагнер дождался, когда я поставлю последнюю точку и сказал:
– Дайте вашу характеристику.
От него сильно разило вчерашним.
Я выдернул из журнала вложенный лист и подал мастеру. Кэп не спеша сложил его вчетверо и спрятал в карман.
– Вам ещё рано быть начальником, – презрительно сказал вершитель судеб. По трапу застучали его подкованные ботинки.
– Чтоб ты провалился, зараза! – тихо пожелал я вслед.
Вчерашний банкет был последним мирным днем в дубовой роще. Говорили, что мастер и старший механик не поделили красивую Элю. Кэп перестал здороваться с дедом, а тот старался не встречаться с ним в кают-компании.
Через неделю мы пришли в Находку и бросили якорь в бухте Америка. На сопках кудрявилась первая зелень, пригревало весеннее солнышко.
– East or West, home is best! – сказал старпом.
– Что это? – спросил я.
– В гостях хорошо, а дома лучше!
Никто ещё не знал, какую свинью задумал подложить нам старший помощник.
При оформлении судна властями Клийман заявил, что уже неделю мается с животом и не слазит с унитаза. В то время очень опасались бацилл дизентерии, привезённых из тропического Вьетнама. Наш «Либертос» поставили на карантинную стоянку и вывесили жёлтый флаг. Клиймана забрали на берег, дабы старпом не сеял заразу среди экипажа.
Всё хорошее быстро заканчивается, а плохое тянется долго. Целую неделю мы парились на рейде, поглядывая на недосягаемый берег. Каждое утро на катере приезжали медики, ставили всех буквой «Г» и чего-то пихали в задний проход. Унизительная процедура.
Наконец, объявили, что «корабль чист» и нас поставили к причалу. После короткой стоянки в Находке, судно должно было следовать во Владивосток и начальник отпустил меня домой.
– Через три дня будем во Владике, – сказал Никитич, – там и уйдёшь с миром…
– С волчьим билетом, – уточнил я.
Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Утром я допивал кофе у своей будущей тёщи и плотоядно поглядывал на юную Клаву. Позвонили в дверь, явился гонец из кадров.
– Абинский, за тобой прислали, – сказал он. – Дуй срочно в кадры!
– Зачем? – насторожился я, вспоминая свои прошлые грехи.
– Не знаю.