кивнула головой, боясь выдать свое волнение голосом, который мог бы нечаянно и дрогнуть.
А Афанасий не спеша стал объяснять:
– Поход начнется где-то в начале июня, когда река полностью очистится ото льда и будут готовы все четыре дощаника, рассчитанные на перевозку отряда из тридцати человек: стрельцов и казаков.
– А кто будет у вас за главного? – робко спросила Мария.
– Как это кто? Начальником отряда буду я.
– Ты?!
Буквально огорошенная словами Афанасия, Мария уже не могла слушать его лежа и присела на кровати, не обращая уже внимания на живот, мешавший ей. Известие о том, что ее Афоня будет командовать целым отрядом, взволновало ее.
– И все эти мужики будут слушаться тебя?!
Тот откровенно рассмеялся:
– А ты когда-нибудь видела начальника, которого бы не слушались его подчиненные?
– Ой, Афонечка, милый, мне так страшно стало за тебя…
– Это почему же? – искренне удивился тот.
– Так ведь ты же теперь будешь отвечать за все, что может случиться с твоим отрядом!
– А как же! – снова рассмеялся тот над ее страхами и успокоил: – Я же, Маша, нахожусь на государевой службе, и мне положено отвечать за людей, подчиненных мне. Понимаешь?
Та неуверенно кивнула головой, все же боясь за него, а затем, все еще страшась его возможного гнева, все-таки спросила:
– А что вы будете делать на Турухане?
– Облагать самоедов ясаком, – как о само собой разумеющемся ответил тот.
– А ежели они не захотят платить его, этот самый ясак?
Афанасий усмехнулся:
– Тогда будем заставлять силой.
– Но ведь это же война, Афоня! – ужаснулась Мария, в страхе прижав к груди кулачки. – Тебя же ведь могут тогда и убить!..
– Это навряд ли. У нас ведь ружья, в то время как у самоедов – лишь луки со стрелами. Да вот еще думаю установить на одном из дощаников пищаль.
– А это что такое? – с затеплившейся надеждой спросила она.
– Небольшая пушка, стреляющая железными ядрами, – пояснил он и уточнил: – Правда, не очень большими, всего в фунт[36] весом.
– Ну и что? Поставь, Афонечка, обязательно поставь ее, эту самую пищаль! – взмолилась та.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Что это тебя вдруг потянуло на ласкательное обращение ко мне?
Та потупилась.
– Понимаешь, чем ближе время моего разрешения от бремени, тем мне все больше и больше хочется обращаться к тебе именно так. – И как раз в это время ее живот заметно дернулся. – Видишь, как наш Мишутка буянит – стало быть, на волю просится… – счастливо рассмеялась она. – А вот ежели бы ты ненароком и назвал меня Машенькой, то я бы, ей-богу, и не обиделась, – лукаво глянула она на него.
– Всему свое время, – неопределенно заметил Афанасий. – Вот через год вернусь из похода, там и посмотрим…
Глаза Марии наполнились ужасом.
– Через год?! – в смятении воскликнула она. – А как же я, вернее, мы с Мишуткой?!
– Будешь