монахиня. – В ее бедном теле их целых семеро, а все оттого, что она слишком холила его; уж больно она красивая. И вот теперь она стала прибежищем адских сил. Вчера во время заклинаний настоятель кармелитов изгнал из нее беса Эазаса, он вышел из нее через рот, а достопочтенный отец Лактанс изгнал из нее кроме того беса Беберита. А остальные пять не пожелали выйти; когда святые заклинатели – да поможет им Бог! – приказали им, по-латыни, удалиться, те ответили, что не выйдут до тех пор, пока не докажут свою силу, в которой гугеноты и прочие еретики, как видно, сомневаются. А бес Элими, – из всех, как известно, самый свирепый, – заявил, что сегодня он снимет с господина де Лобардемона скуфью и будет держать ее в воздухе во время пения Miserere[8].
– Пресвятая Богородица! – опять заговорила первая. – Я заранее вся дрожу. И подумать только, что я этому чернокнижнику Урбену несколько раз заказывала мессу!
– А я, – сказала, крестясь, стоявшая тут же девушка, – я-то десять месяцев тому назад ему исповедовалась! Уж наверное, вселился бы в меня бес, не будь у меня, к счастью, за пазухой ладанки святой Женевьевы…
– Тем более что – не в обиду тебе будь сказано, Мартина, – прервала ее толстая торговка, – ты с этим красавцем колдуном провела с глазу на глаз немало времени.
– Ну, так, красотка, ты, значит, уж месяц тому назад разродилась бесом, – вставил подошедший к ним молодой солдат с трубкой в зубах.
Девушка вспыхнула и прикрыла хорошенькое личико капюшоном своей черной накидки. Старухи бросили на солдата презрительный взгляд и принялись судачить с еще большим увлечением, ибо они находились у самых ворот, еще запертых, и были уверены, что войдут первыми. Они присаживались на каменные скамьи и тумбы и россказнями подзадоривали себя, предвкушая наслаждение, которое сулит им зрелище чего-то диковинного, какого-нибудь чудесного явления или по крайней мере пытки.
– Правда ли, тетушка, что вы слышали, как разговаривают бесы? – обратилась молоденькая Мартина к самой древней старухе.
– Истинная правда, племянница; спроси у любого, кто там был. Я привела тебя сегодня в назидание, – добавила она, – чтобы ты сама убедилась, до чего силен лукавый.
– А какой у него голос? – продолжала девушка, очень довольная тем, что завела разговор, который отвлек от нее внимание окружающих.
– Тот же самый, что и у настоятельницы, да помилует ее Господь! Вчера я долго ее слушала – жалость было смотреть, как она раздирала себе грудь, как выворачивала ноги и руки, а потом вдруг сплетала их за спиной. Когда святой отец Лактанс подошел к ней и произнес имя Урбена Грандье, изо рта у нее потекла пена и она заговорила по-латыни, да так гладко, словно читала Библию. Поэтому я ничего как следует не поняла, а только запомнила Urbanus magicus rosas diabolica, a это значит, что колдун Урбен заворожил ее при помощи роз, которые получил от лукавого. И правда, в ушах у нее и на шее показались розы огненного цвета, и так от них несло серой, что судья закричал, чтобы все