пошарив рукой, отыскал лампу и, бранясь вполголоса, зажег огонь.
Тусклый свет керосинки осветил московские апартаменты генерала Сырцова, включающие, кроме стола и знаменитого сундука, еще кровать под лоскутным одеялом, старый шкаф, пару старых венских стульев и бюро красного дерева, за ненадобностью задвинутое в угол, рядом с сундуком.
Сидор Терентьевич выдвинул побольше фитиль и поднес ладонь поближе к огню.
– Так и есть, кровь! – произнес он вслух, вглядевшись. Он достал из кармана платок и принялся старательно оттирать ладонь. Только поднеся ее снова к огню и убедившись, что вытер ее достаточно основательно, он швырнул платок к стене и, взяв лампу, вернулся обратно к двери. «Ну вот, сейчас посмотрим, кто еще тут такой ночью по крышам сигать вздумал», – удовлетворенно произнес он про себя и осветил пространство перед входом.
Однако ни на полу перед комнатой, ни на лестничной площадке никого не было. Это было тем более непонятным, что за время своего хождения по комнате Сидор Терентьевич не слышал ни единого постороннего звука.
– Сбежал, негодяй! – скорее простонал досадливо Сырцов, выбегая на площадку. Вход на чердак был открыт по-прежнему и Сидор Терентьевич кинулся прежде всего к нему. На полдороге он, однако, остановился, обернулся, секунду раздумывал, потом вернулся, запер дверь на ключ и, бросив его в карман, направился на чердак.
Только очутившись у самого оконца чердака, он вдруг запоздало осознал, что незнакомец не мог уйти по крыше. Он сразу услышал бы буханье железа.
Рассудив таким образом, он вернулся на лестничную площадку и у самого выхода с чердака ногой наподдал какой-то предмет, мягко выкатившийся к его ноге. Подойдя и осветив его лампой, Сырцов обнаружил серую фланелевую фуражку с синим околышем, какие носят обыкновенно учащиеся университетов.
– А, так вот это кто был! – протянул Сырцов, поднимая фуражку, оброненную неизвестным злоумышленником, видимо, в момент схватки. – Ясно, Гаудеамус! Прохвост!
Генерал Сырцов не любил студентов и цыган, считая и тех, и других никчемными, бездельными людишками, способными только распевать песни и зачинать всяческие беспорядки. Недавние события только упрочили такую его убежденность.
Бранясь так вслух, он повернул машинально ключ в замке, вошел в свою комнату, плюнул зло и задвинул щеколду. Поставив лампу на стол, Сидор Терентьевич присел на кровать и устало вздохнул. «Ну и вечерок выдался… Хотя какой там вечерок – ночь на дворе. Спать, непременно спать!»
Конечно же, принимая во внимание труп в дворницкой, о странном незнакомце следовало дать знать представителю власти, и Сидор Терентьевич при других обстоятельствах верно так бы и поступил, но…
От всех этих треволнений Сырцову вдруг нестерпимо захотелось выпить. Желание было столь сильным, что ноги сами понесли его к столу. Отодвинув в сторону стул, он достал из-под кровати непочатый