долго ли мы еще с уважаемым Павлом Степановичем будем ждать твоего доклада обо всем этом?
Городовой растерянно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Храпунова.
– Так ведь, ваш скородь, я по приказу господина…
– Докладывать будешь? – сердито перебил его пристав.
– Так точно, ваш скородь.
– Ну, давай, не тяни.
– Значит, дело было так, ваш скородь…
Городовой доложил все, что произошло с того момента, как его пригласил дворник, и до появления Храпунова. Единственное, что он опустил, был эпизод схватки с генералом Сырцовым, фамилию которого он решил вовсе не называть, опасаясь срама и разноса от начальства. Он только все время поглядывал на дворника, боясь, как бы тот не проговорился, и делал ему исподтишка красноречивые жесты сжатым кулаком.
Тот между тем не проявлял, казалось, никакого интереса к рассказу городового, думая только о том, что сам будет говорить. Он ждал, что его очередь будет следующей.
Но пристав, выслушав своего подначальственного, кажется, потерял всякий интерес не только к дворнику, но и вообще ко всему. Он устало опустился на колченогий стул, заскрипевший под тяжестью его дородного тела, зажав шашку между колен, и замолчал, то ли погрузившись в размышления, то ли в сон.
Ждали судебного следователя. Только Храпунов отлучился на некоторое время. Вернувшись, он пошептался с приставом и отошел к окну, где Вельский терпеливо ждал, когда отпадет в нем надобность, и он сможет наконец пойти домой.
Следователь Артемьев явился уже под утро, когда забрезжил рассвет, а сонные понятые, заодно с санитарами, утомленные долгим ожиданием, начали вслух выражать свое недовольство, подвергая критике действия полиции.
Худощавый, очень подвижный брюнет с лицом, напоминающим Людовика XIV, Артемьев не вошел, а, казалось, влетел в помещение, словно на крыльях. Он, в отличие от всей собравшейся здесь компании, был в приподнятом и, казалось, даже бравурном настроении. Своим появлением он сразу оживил место действия и привнес с собой в дворницкую разряд свежести и чистого воздуха. Он был в гражданском платье, накинутой на плечи шинели и форменной фуражке. Следом за ним в комнату осторожно проскользнул его письмоводитель Сыськов – маленький, невзрачный человечек в помятом чиновничьем мундире.
Заметив прежде всего распростертое у его ног тело, он взглянул на него и произнес с некоторым театральным апломбом:
– Ну-те-с, ну-те-с! Что мы тут имеем?
Бегло оглядев его, он поправил пенсне и поднял глаза на пристава.
– Наше вам почтение, Леонтий Евсеевич. Стало быть, снова с вами-с! Давненько, давненько не виделись.
– Где уж! – хмуро отозвался пристав. – Не далее как на днях миловались.
– Оно конечно-с. Специфика службы… Кстати, по этому поводу отменный анекдот-с…
Нимало не смущаясь обстановкой в дворницкой, наличием стольких