ослепил её.
На моих глазах чья-то рука метнула копье. Верная рука: копье перелетело через парапет балкона и вонзилось в шею моего деверя… Это на самом деле я его убила; мне следовало понимать, как кончит он, когда я понуждала этого красавца жениться на Кримхильде. Виктор Лонгин умер на глазах жены, которая его любила. Я знала, что этот кадр будет потом долго сниться мне в кошмарах: брат моего мужа с копьём в шее и кровь, кровь, кровь…
То был недвусмысленный сигнал к восстанию. Убили первого аморийца и сразу же взялись за остальных. Их было тут немного, легионеров, составлявших мою охрану. Они отстреливались… но взбешённая толпа – я лишь потом узнала, ЧТО этим диким людям в своем безумном упоении наговорила бедная Кримхильда – взбешённая толпа их растерзала. За легионерами пришёл черед погибнуть послу Империи Руфину и сотрудникам посольства.
Бежать, бежать! Только бегством я могла спасти свою жизнь. Всё остальное потом. Внутренняя охрана дворца, слава богам, не слышала речь новой герцогини и осталась верна законной власти. Я, мои врачи и приближённые попытались выбраться из дворца чёрным ходом. К нам присоединилась и сама Кримхильда; должно быть, гибель мужа чуть отрезвила её.
Нам преградила путь измена. Начальник стражи барон Фальдр сообразил, что мы попробуем бежать чёрным ходом, так как весь остальной дворец был уже в руках мятежников. Нас атаковали с двух сторон: барон Хримнир и его рыцари преследовали сзади, а впереди стоял и ухмылялся барон Фальдр.
Он приказал охране схватить нас. Пятеро легионеров, не отходившие от меня, вступили с варварами в бой. И даже мои врачи, нужно отдать им должное, взяли в руки оружие, чтобы защищать меня, – ведь я была не только женщиной, министром, но и потомком Великого Фортуната, я была для них последним символом Отечества! Тем временем мы с Кримхильдой и двумя врачами спрятались в какой-то комнате и забаррикадировали дверь. Кримхильда плакала и извинялась, но я велела злополучной герцогине замолчать и выслушать, как следует ей поступить, когда мятежники ворвутся к нам.
Взломав дверь и разметав нашу баррикаду, они ворвались – рыжебородый великан Хримнир и долговязый Фальдр, похожий на шакала. Их чувства прочитала я на лицах: предвкушение скорой и жестокой мести гордых мужей унизившим их женщинам. Для них мы даже не были врагами, мы личностями не были для них, я не была министром колоний, а Кримхильда – герцогиней; мы, вернее, наши соблазнительные тела, были в тот момент для них объектом гнусной похоти. Они мечтали изнасиловать нас; возможно ли большее унижение для аморийской княгини, чем быть изнасилованной диким варваром, животным в человеческом обличии?
Я приготовила им сюрприз. Как только эти двое ворвались в палату, Кримхильда скрутила мои руки за спиной и приставила кинжал к моему горлу. Должна признать, она сделала это с неподражаемым артистизмом, а я сыграла страх и ужас.
– Стоять, трусливые собаки! – голосом владычицы, истинной дочери Круна, воскликнула