И в полудреме, которая изредка наваливалась на меня, я видел обнаженную наяду с лампочкой в поднятой руке, и она издевательски смеялась надо мной, а горбатые стулья, вторя ей, исполняли какой-то немыслимый танец… Проснулся злее вчерашнего и дал себе слово: больше такое не повторится!.. Кроме того, я дозвонился до Жени Солдатовой, и она дала мне рекомендацию, с какого отрывка начинать, что читать далее и как эффектно закончить программу. Одним словом, на этот раз я был вооружен гораздо основательней.
На дверь квартиры (к сожалению, я забыл ее номер) была привинчена бронзовая табличка. От времени она слегка позеленела, но мы смогли прочитать: «Ружников М.Ф.». Вот те раз! И, если бы не инициалы, можно было подумать, что мы ошиблись адресом. Ни папа, ни тем более я не знали, что «Астангов» – это актерский псевдоним.
Я нажал кнопку звонка. Почему-то мне казалось, что я с бо́льшим основанием смогу рассчитывать на успех, если позвоню сам. Что делать! Актеры – суеверный народ, и я не исключение. Дверь нам открыла не домработница, не хозяин дома, а его жена – Алла Владимировна. Весьма привлекательная блондинка до сорока, приветливо улыбнувшись, извинилась и сказала, что у Михаила Федоровича концерт, он немного задерживается, но будет буквально через несколько минут. Как эта встреча была не похожа на ту, что нам довелось пережить днем раньше. Ждать в прихожей и разглядывать одежду на вешалке мне не пришлось, потому что очаровательная хозяйка тут же провела нас в столовую, усадила за овальный стол и предложила чай с вареньем. Мы с папой дружно отказались. Согласитесь, пить чай в ожидании хозяина и таким образом готовиться к предстоящему экзамену по меньшей мере странно. Алла Владимировна села напротив, достала из непрезентабельной серой пачки под названием «Север» короткую папироску и закурила. Выпуская дым в потолок, она стала расспрашивать меня о школе, о моих увлечениях и, главное, почему мама против того, чтобы я стал артистом. И это были не настырные расспросы любопытной кухарки, а дружеский разговор давно знакомых людей. Я начал рассказывать и сам не заметил, как напряжение, сковавшее всего меня, потихоньку стало ослабевать, а к приходу Михаила Федоровича растаяло совершенно.
Он не пришел, а прибежал, запыхавшись, как после быстрого бега. Красивый, элегантный, с атласными лацканами на черном пиджаке и с черным галстуком-бабочкой, прямо с порога стал оправдывать свое опоздание тем, что ему пришлось пропустить вперед Ивана Семеновича Козловского, который торопился на следующий концерт, а выйдя из ЦДРИ, долго не мог поймать такси. Концерт… ЦДРИ… Козловский… От этих фантастических слов у меня сладко закружилась голова, но я вовремя спохватился и дал себе команду нюни не распускать. Папа принялся успокаивать Михаила Федоровича и убеждать, что с Аллой Владимировной нам было отнюдь не скучно и что прождали мы его совсем недолго. Я хранил молчание и готовился к предстоящему испытанию так, как, наверное, парашютист к первому прыжку. Еще раз извинившись, он что-то тихо сказал жене