взвизгнув, впился в дощатую крышу над головой.
– Твою ж мать! – Семенов вырвал из кобуры маузер. Со стороны дома послышались выстрелы. Полыхнуло, двор озарился всполохами огня. Послышались испуганные крики детей.
Выскакивая из нужника, разглядел несколько тёмных фигур, убегающих в сторону огорода. Из окна его комнаты выбивалось пламя. Кинулся следом и, прижавшись к забору – там, куда не доставали отблески пламени, начал стрелять. Один из убегавших упал. Остальные окунулись в ночной мрак. Комэск взял с упреждением – туда, где, по его прикидкам, должны были сейчас находиться убегающие – и пять раз подряд нажал на спуск. Маузер гремел и вскидывался. Послышался стон и звук падающего тела – но тут же, в свете выглянувшей луны, увидел, как упавший поднимается на ноги и, ковыляя, бежит прочь.
Затвор застрял в заднем положении, показывая, что магазин пуст. За огородом раздался стук копыт. Вслед нападавшим уже неслись в погоню три всадника – прискакавший на пальбу с дальней околицы ночной патруль.
– Догнать гадов, догнать! – во все горло заорал комэск, потрясая разряженным маузером. К дому подлетел конный Сидор – тоже в исподнем, босой. Следом «Ангел Смерти».
– Жив? – бросил Сидор, осматривая брата.
– Жив, – ответил комэск. – Повезло. Как раз до ветру отходил. Сидор, отправь ещё пяток бойцов в погоню, да залейте там, – он кивнул на сполохи огня за разбитым стеклом.
Огонь потушили быстро, комната не успела выгореть, только стол сгорел да постельное белье. Осколком гранаты зацепило старшую дочку Фомы, Тамару. Сам Фома выскочил с топором под пули и был ранен навылет в руку. Пока рану обрабатывал медик, жена стояла над ним, причитая вполголоса, покачиваясь из стороны в сторону.
– Да прекрати ты, баба, – одернул её Фома, но беззлобно, со стыдливой нежностью в голосе. – И из этого подымемся. Не реви. Всё одолеем. Верно тебе говорю.
А подошедшему Семенову сказал:
– Ну что, командир, надо меня кулачить? Меня чуть не убили, дочу ранили, дом сожгли… Раскулачивай до конца!
– Ладно, не плачь! – грубо ответил Семенов. – Это не тебя – меня кончить хотели!
– Ну, а я-то при чем? Семья моя при чем? Дом мой?
– Заладил: мой, мой, мой… У меня вообще ни семьи, ни дома! Даже жизнь принадлежит революции! Завтра ребята дом отремонтируют, я тебе провиант выделю, лекарства из полка привезу, поставим вас с Тамарой на ноги!
Поймав ненавидящий взгляд жены Фомы, Семенов замолчал и отошел. Надо было разбираться с последствиями налета.
Часовые, охранявшие штаб, заколоты точными ударами под лопатку. Это почерк опытных диверсантов. Возле дома нашли гильзы от кольта. Застреленный Семеновым налетчик – человек средних лет, с остриженной наголо головой и небольшим рваным шрамом на правом предплечье, одет в белогвардейскую форму со споротыми знаками отличия.
– Нужно провести опознание, – предложил Коломиец. – Вдруг кто признает…
Труп выставили на улицу, но это ни к чему не привело: ни бойцам «Беспощадного», ни местным жителям застреленный