плохо понимал, как они смогут добраться до Астрахани через обширные территории, контролируемые белыми. Но Вильмонта эта проблема, похоже, не особо беспокоила, – старому разведчику было не привыкать к рискованным рейдам. Лёжа на соломенном тюфяке, генерал преспокойненько почитывал свой французский роман, и в ус не дул. Немец же почти всю дорогу, словно сыч, просидел в углу, ни с кем не вступая в разговоры. Луков даже посочувствовал его положению: лётчик наверняка рассчитывал, что полёт от Москвы до Астрахани и обратно займёт у него в худшем случае дней десять. Наверное, ему даже в самом страшном сне не могло привидеться быть заброшенным в сердце бескрайних диких русских степей, где вероятность сгинуть навсегда была очень высока. Но вернуться обратно в Москву он мог лишь из Астрахани – каким-нибудь самолётом.
Что же касается комиссара, то большую часть пути он занимался своим любимым делом – «полировал уши» красноармейцам. Лаптев оказался в родной стихии, и удержать говоруна было просто невозможно. В конечном итоге пропагандист так преуспел, что впечатлённые речами юного агитатора солдаты при первой возможности отправили двух делегатов к командиру полка – хлопотать о назначении попутчика комиссаром всей их части взамен выбывшего из-за тифа прежнего комиссара.
После пережитого Лаптевым недавнего унижения чувство самолюбия молодого якобинца получило важную компенсацию. Правда генерал и тут подпортил парню удовольствие, публично посоветовав ему принять лестное предложение, давая понять, что не слишком дорожит комиссаром.
Между тем поезд теперь катил среди бескрайних калмыцко-астраханских степей. Степи здесь больше напоминали пустыню – плоские, как стол – ни одного деревца, ни одного холмика до самого горизонта. Кругом только бескрайнее голое пространство. Мимо пролетали маленькие станции очень похожие одна на другую – небольшие степные полустанки. Их названия будоражили воображение Лукова – Эльтон, Верхний Баскунчак.
Но быт на колёсах очень утомил Одиссея. Вагон был душен от табачного дыма, запаха портянок и прочих едких ароматов. Судя по остаткам гнилой соломы по углам и ясно ощущаемому «аромату» конского навоза прежде в вагоне перевозили лошадей. Спать приходилось на соломенном тюфяке. Стоило Лукову захотеть выпить чаю, как кипяток в большом медном чайнике, как назло заканчивался. И приходилось ждать следующей остановки, чтобы кто-то сбегал к колонке за водой.
Особенно тяготило то, что приходилось справлять свои физиологические нужды на глазах у многочисленных обитателей тесной теплушки. Вместо нужника в углу вагона имелась дыра, обитая железом. А тут как назло от солоноватой степной воды Одиссей страдал животом.
Прежде, когда Лукову приходилось путешествовать по железной дороге, он брал билет в вагон не ниже второго класса, потому привык к комфорту – мягкому бархатному дивану отдельного купэ для некурящих, на котором можно было вытянуться в полный рост, укрывшись уютным клетчатым пледом, и почитать книжку