могут быть и дети, и любящая жена, и работа, приносящая удовлетворение, но вдруг – я проснулся и понял: всё мираж. Исчезни я сейчас, и жизнь, от отсутствия меня, нисколько не станет хуже. Наоборот, может быть, даже светлее.
У Фёдора жизнь складывалась удачно: он любил и был любим. А именно это он считал главным, определяющим состояние качества любой жизни. Звали её Антонина Феликсовна. Была она на пятнадцать лет моложе его, и не видел Фёдор в этом никакого криминала, потому как, лет Антонине было уже за тридцать. Носила она короткую белобрысую стрижку, карие глаза, ярко-красную помаду и джинсы. Пацанка, по-другому и не скажешь, и не посмотришь. Однако мужики на неё смотрели с восхищением и Фёдора, с одной стороны, это приводило в бешенство, а с другой – было приятно, что она выбрала именно его.
Познакомились они в январе, в детском саду, куда Фёдора пригласили в качестве Деда Мороза провести утренник. Когда-то, он водил в этот сад свою дочь. Прошло уже лет десять-одиннадцать, Фёдор точно не помнил, дочь уже окончила школу и поступила куда-то, а он, однажды, выручивший всех воспитателей и директора, изобразив перед городской комиссией Деда Мороза, так и продолжал посещать этот детский садик.
Увидев мужика, напяливающего на себя красную шубу, Антонина Феликсовна была искренне удивлена, и было от чего: во всех детских садах, где она имела счастье трудиться, а работала Антонина педагогом-дефектологом, дедами были всегда женщины-воспитатели.
– Вы новый дворник? Я вас раньше не видела.
– Нет, барышня, я – бывший родитель и постоянный Дед Мороз в этом заведении.
…И пошло у них, и поехало, и полетело.
Так и домчалось до конца мая. И все эти пять месяцев Фёдор был безмерно счастлив. Он любил околачиваться в детском саду и наблюдать за работой любимой своей женщины. Дети были разные: кто-то заикался, кто-то не выговаривал буквы,
кто-то, вообще, только мычал. Но особенно ему нравились братья-близнецы. Эти два бандита произносили совершенно одинаково звук «фэ». Выговаривали они его старательно, да так, что изо рта, вместе со звуком, вылетало огромное количество слюней. Фёдора такое явление очень забавляло ещё и потому, что брызги эти выскакивали только в тот момент, когда близнецы находились в непосредственной близости от кого-либо. Находясь рядом с его Тоней, братья истошно начинали вопить: «Антонина Феликсовна! Антонина Феликсовна!!!», и Тонечка с ног до головы омывалась их слюноотделениями. Однажды, когда вся ребятня уже привыкла к его появлениям, приключился небольшой казус. Находившееся рядом, с оплёванной уже Тоней, сорванцы, увидев его, входящего в класс для занятий, истошно заорали: «Дядя!». «…Фёдор!» – подсказала им Тоня, и они рванули со всех ног к нему, извергая, словно заклинание: «Дядя Фёдор! Дядя Фёдор!!!»
– Стоять! Оба!!! На месте!!! – резко заорал дядя Фёдор, на миг, представивший себя таким же оплёванным, как и его возлюбленная.
От такого рыка, не ожидавшие его, близнецы-братья стали, будто Сивки-бурки, вещие каурки. Испугалась и Антонина Феликсовна. Но уже через мгновение