он сказал совсем другое:
– Галя, давай пока оставим эту тему, хорошо? Вот в конце года нашей лаборатории обещали премию…
– Пре-емия! – скривила губы Галина, – скажешь тоже… Не деньги, а слезы одни! Давно пора бы к начальству пойти, стукнуть кулаком по столу, но нет ведь, ты же такой гордый, принципиальный! А у нас, между прочим, ребенок растет, если ты еще не забыл! Вон, опять сапожки стали малы, ходит девочка черт-те в чем, в обносках, смотреть больно… Да что там – килограмм яблок купить не на что! А ребенку, между прочим, нужны витамины! Но нам же не до этого, нам некогда мы науку двигаем… Да кому она вообще нужна, твоя наука? Нет, ты скажи мне, скажи!
Геннадий вздрогнул и больно прикусил губу. Вот это уже запрещенный прием… Хотя – что можно считать запрещенным, а что – нет? Семейная война – это бой без правил, в котором ему почему-то отведена роль безгласной и безответной макивары, чучела для отработки ударов.
Одно упоминание о дочке пробило тщательно выстроенную защиту, и теперь он снова оказался голым и уязвимым, как новорожденный младенец на ледяном зимнем ветру. Слова били наотмашь – плохой муж, плохой отец, неудачник… Кровь тяжело и гулко застучала в висках, перед глазами снова замелькали мушки, но теперь они уже не спасали, наоборот – жалили, словно рой разъяренных пчел. Геннадий рассеянно подумал, что когда-нибудь умрет вот так, под свист закипающего чайника и нескончаемые упреки жены.
Уж поскорее бы!
В прихожей резко, пронзительно зазвонил телефон. Галина тяжело поднялась со стула (она сильно располнела в последнее время, и быстро двигаться ей стало трудно) и направилась было туда, но Геннадий опередил жену.
– Я возьму!
Он обрадовался хоть такой возможности закончить этот неприятный разговор, и уже сейчас был благодарен неизвестному абоненту за свое избавление.
– Алло!
– Добрый вечер.
Геннадий ожидал услышать одну из многочисленных Галининых подруг, которым она любила жаловаться на то, что жизнь тяжелая, все приходится везти на себе, и ни от кого никакой помощи… Но голос в трубке был мужской, совершенно незнакомый. Приятный такой голос – мягкий, бархатный баритон. Номером, что ли ошибся человек?
– Будьте добры, Геннадия Петровича позовите, пожалуйста!
Значит, не ошибся. Очень странно – Геннадий был совершенно уверен, что этот голос слышит впервые в жизни. Почему-то сердце ухнуло куда-то вниз и замерло на мгновение, а потом забилось часто-часто. Он и сам не смог бы объяснить, почему так разволновался, но в этот миг почувствовал, как заржавевшие колеса его судьбы со скрипом разворачиваются совсем в другую сторону…
– Это я, – ответил он. Во рту вмиг пересохло, так что даже голос сорвался, – я вас слушаю!
– Очень хорошо, – отозвался бархатный баритон, и Геннадию почему-то показалось, что человек на том конце провода улыбнулся, – меня зовут Виталий Широков. Я представляю компанию