написать запрос в архив и добиться для отца реабилитации, но потом как-то закрутился и забыл. И папку, которая казалась ему немым укором, убрал подальше на антресоли. Наверное, она и сейчас лежит там, в пыли и забвении… Если только Галина не выбросила, делая очередную генеральную уборку. Такая хозяйственная – прямо спасу нет!
Геннадий лежал, глядя на постепенно светлеющее небо, и думал о том, как мало, в сущности, знал о своем отце! И не узнает уже никогда.
Что же произошло там, на «шарашке»? Какое предложение ему сделали? Может, принять участие в разработке оружия массового поражения или просто стать осведомителем лагерной администрации, «стукачом»? Какое мужество надо было иметь ему, слабому, близорукому, чтобы отказаться? Попасть с «шарашки» в лагерь на общие работы – это ведь почти смертный приговор! Пожалуй, даже хуже, потому что грозит смертью медленной и страшной, и, более того – унизительной. Отец не мог не знать, на что идет… Вместо милых, интеллигентных людей вокруг будут уголовники, давно потерявшие человеческий облик, вместо привычного среднерусского пейзажа – сибирская тайга, где зимой трещат морозы под сорок градусов, а летом самый воздух гудит от гнуса и мошкары, вместо научной работы – пусть и подневольной, но такой привычной, любимой! – только лесоповал, или, если очень повезет, должность лагерного «придурка» – каптерщика, писаря, счетовода… А впереди даже в самом лучшем случае, если удастся выжить, дотянуть каким-то чудом до конца срока, маячит лишь вечная ссылка в каком-нибудь Богом забытом медвежьем углу, и нет надежды вернуться домой, к привычной жизни, любимой женщине, любимому делу – ни-ког-да…
И все-таки… Что там говорил Блез Паскаль про «мыслящий тростник»2? Прав был, прав французский философ! И судьба отца – еще одно тому подтверждение. Остается только удивляться и восхищаться тому, как слабый человек сумел выстоять наперекор обстоятельствам. И свое счастье – пусть не такое уж долгое, выстраданное, – он построил вопреки всему. Была в его жизни и работа, пусть и не в науке, но все-таки… Отец был хорошим учителем, в школе его уважали. Даже хулиганистые пацаны-старшеклассники никогда не срывали его уроков, и почему-то не смели дерзить. В их вихрастые забубенные головы знания он вкладывал на совесть, так что некоторые смогли потом даже поступить в институты, чем отец необыкновенно гордился.
А еще – была семья, дом, дети, и мать его любила по-настоящему… Замуж она потом так и не вышла, хотя сосед, рыжий дядя Вася, частенько захаживал, предлагая помочь по хозяйству. Все годы, что прошли со дня смерти отца, она как будто ждала, когда сможет переделать все насущные дела – отправить сына учиться, выдать замуж дочек, понянчиться с внуками, пока на ножки не встанут, – и отправиться туда, где может быть, предстоит ей встреча с ним.
На миг царапнула неприятная мысль – что бы ни предложили отцу на шарашке в Каплино, он сумел отказаться!