поднос – какой-нибудь тарелки
не оказалось. Блюдечко – не помню,
когда разбилось, сделавшись из мелкой —
гранёной миской. Доброе созданье
мурлычет, засыпая на подушке
в углу дивана. Ровное дыханье
становится теперь совсем неслышным.
Гляжу не это перевоплощенье
моей берлоги, думаю о прошлом —
как жил один, почти что без волнений,
но с мыслями о чём-то о хорошем.
О светлом будущем, об отпуске в апреле
или в начале солнечного мая,
но глупо как-то всё, на самом деле,
и кошкин дом, наверно, не случаен —
среди бумаг и вековечной пыли,
хранимой, как несметные богатства,
в том тридесятом, что давно забыли
и принимают вовсе не за царство
теперь уже. Комочек рыжей шерсти,
спустя мои полжизни, занимает
моё пространство и теперь до смерти
он на моей подушке отдыхает.
«Мне в чёрном телевизоре смешно…»
Мне в чёрном телевизоре смешно
глядеть на страсти новых очевидцев —
не попадая даже в «молоко»,
они стреляют с радостью убийцы,
«сорвавшего заказ» за три рубля.
За три копейки старыми деньгами,
а после под баян и под «ля-ля»
слагают гимны с новыми словами
и тешатся – как всем им повезло
дожить до перемен, до кабинета
отдельного, соратникам назло,
кому не так, как им сошлись планеты.
И звёзды ссыпались сплошным дождём в карман.
Кому-то на погоны и мундиры —
наградами. Полковник снова пьян,
пока его гуляют командиры —
постарше званием. Он рубится в «очко»
с другим охранником – непыльная работа
для соглядатая, пока ещё кино
не кончилось и жить ещё охота
не так, как все. Непыльный вариант —
уйти на пенсию, на даче в Подмосковье
сажать капусту и, как арестант,
ждать извещения – куда-то в преисподню.
«Мне место для жизни досталось среди обветшалых…»
Мне место для жизни досталось среди обветшалых,
раскисших за время домов, среди старых деревьев,
частично порубленных, в чём-то уже небывалых
в своём воплощении и со следами старенья.
С почти невозможными ветками с маленькой птичкой
на фоне листвы, сохранившейся дольше пейзажа,
как некогда кем-то зажжённая чёрная спичка —
горит до последнего, не замечая пропажи,
как будто оплошность какая-то или ошибка
случилась, пока разгоралось горячее пламя
и жизнь догорала, расстроившись из-за попытки
согреться на холоде, то есть – хотя бы руками
дожить, дотянуться, дотронуться до продолженья —
пусть даже не птички на ветке – она восвояси,
в листве оставаясь каким-то